дернул. Что-то звонко хрустнуло, и я подпрыгнул от боли.
— Ничего страшного. Обычный вывих, и пятку свез, когда тормозил. — Сом порылся в аптечке и извлек из нее бинт. — Сейчас перевяжем, и к больнице ты уже подъедешь совсем другим человеком.
Некоторое время я наблюдал, как Сом перематывает мою ногу, смазывая бинт раствором, чтобы не прилипал к крови. Когда он закончил, я спросил: — Что все-таки произошло на дороге? Кто-нибудь расскажет мне?
— С удовольствием, — сказал Акоп. Автомат был зажат у него между ног, а нож он все еще вертел в руках. — Мы попросту, при помощи нашего общего друга Сома, сделали в дороге небольшие углубления, которых было бы достаточно для того, чтобы автомобиль остановился, и прикрыли их детонаторами. Они срабатывали, стоило нам нажать на небольшую кнопочку вот здесь. — Из кармана Акоп вынул небольшой радиопередатчик и протянул его мне. — Асфальт взлетает на воздух, обнажая углубления, и автомобиль останавливается. Мы, правда, рассчитывали, что он затормозит, а получилось так, что задний автомобиль помог ему перевернуться, а потом перевернулся и сам.
— И все это вы проделали за час с небольшим? — изумился я.
— Не забывай, что у нас был Сом, — покачал головой Акоп, — у его монстра руки, что две совковые лопаты. Да еще и машин не так много было, и мы успели примерно
минут за десять до вашего появления. А с сумеречными мы уже разобрались без особого труда. Гораздо труднее было найти тебя. Ведь Женька не сказал, в какой именно машине ты находишься. Вдобавок они обе быстро загорелись.
— А им позвонить можно? — вдруг спросил я. — Что же вы раньше не сказали? Их же нужно предупредить, что они все заразны! Пускай ищут вакцину или еще что, я не знаю… У вас же там врачи есть!
— Отсюда не дозвониться уже, — покачал головой Акоп, — Я тоже подумал об этом, когда ты только сказал. Но у меня не такой мощный сотовый. Сигналы он еще кое-как принимает, а вот посылать не может.
— А у тебя, Вероника? У тебя же был информатор?
— Зато у Женьки его нет, — отозвалась Вероника. — Виталик, если бы можно было что-то сделать, то мы бы это сделали. Сейчас им уже ничто не может помочь. Разве что партизаны, которые были с нами. Может, они и успеют сообщить.
— Зря мы не взяли их с собой, — проворчал Акоп, ловя лезвием ножа блики света от бокового окна. За окнами мелькали дома и улицы какого-то города. — Я же говорю, что впятером нападать на целую больницу, да еще на босса сумеречных, — глупо.
— Неожиданное и хорошо спланированное нападение нередко приносило победу русским воинам во многих сражениях, — заметил Сом, — и недавние события тому подтверждение.
— Я, честно признаться, не был уверен, что у нас все пройдет так гладко, — ответил Акоп. — Нам удача помогает. Но она может и отвернуться когда-нибудь.
— Типун тебе на язык, — сказала Вероника.
— Верно, — сказал Акоп и вздохнул, — но что-то тревожно мне. Может быть, это оттого, что я чуть не упустил сумеречного? Потерял былую сноровку, сидя в штабе. Променял силу и реакцию на мозги.
— Мозги лучше, — сказал Сом, — поверь мне.
Боль в ноге постепенно стихла. Я уселся поудобнее, положил голову на спинку и стал разглядывать проносящийся за окном пейзаж. Никаких мыслей в голове не было. Только усталость. Акоп послал мне в лицо солнечного зайчика и, когда я повернулся, подмигнул:
— Не дрейфишь?
— Чего уж, — ответил я. — Уже столько навидался, что хочется только, чтобы все это быстрее закончилось.
— А быстрее не получится, как бы тебе ни хотелось. Даже если мы сегодня убьем или схватим Штамма, всегда найдутся его помощники, другие идеологи или им подобные. Надо искоренять сумеречных до последнего игрока. Чтобы их совсем не было. Только тогда все будет спокойно.
— Ты говоришь прямо как жрец, — произнес я. — Только он хотел уничтожить всех, а не только вас.
— А я просто устал, — чуть улыбнулся Акоп. — Веришь ты или нет, но я устал уже воевать. Иногда думаю: зачем вообще ввязался в эту дурацкую игру? А потом думаю, что все-таки правильно сделал. Так бы лежал сейчас в гробу, где-нибудь за городом, и в моей бы черепушке ползали червяки. Представляешь, каково? Но зато повидался бы с Создателем!
— Ты веришь в Создателя? — спросил я, прикрывая глаза. Очень хотелось спать. Ехать еще почти два часа, так что я, может, успею немного отдохнуть.
— Я? Не знаю. — Акоп пожал плечами. — Вроде и верю, ведь я получил от него дар и бессмертие, а вроде и нет, ведь я его никогда не видел. Только слышал о нем. Мне даже иногда кажется, что я был бессмертен и одарен с самого своего рождения. А потом кто-то просто увидел это во мне и сделал игроком. А на самом деле я такой и был. И все такие были. Просто один человек смог различить в нас необычайное. А затем ему захотелось развлечься, и он придумал весь этот миф о Создателе и об Игре.
— А Исправители?
— Может, он и есть Исправители? Один человек во многих лицах. Или целая компания фанатиков Игры, забавляющаяся с людьми таким вот оригинальным способом.
— Акоп, ты несешь чушь, — твердо заявил Сом, — отвернись лучше и не мешай Виталику отдыхать. Это мы привыкшие к подобному, а ему-то…
— Да я уже почти привык, — слабо возразил я. — Еще немного, и можете принимать меня к себе в игроки.
— Ты и так почти наш, — ответил Сом.
Акоп отвернулся к окну и стал ковыряться ножом в обшивке.
Я закрыл глаза и увидел перед собой горящего жреца.
Лицо его покрылось волдырями, волосы уже сгорели, обнажая почерневшую кожу, один глаз вытекал, пузырясь, по щеке, подбородку, капая на землю. Губы обгорели, зубы уже не были белыми, а обуглились. Рот жреца был открыт, и огонь лизал его десны, нёбо, язык. И из этого рта доносился едва слышный крик. Почти неуловимый. Но я понял, что он хочет сказать, он проклинал меня. И не только меня. Вообще всех, кого можно было только проклясть. Всех, кого вспомнил его обезумевший от температуры мозг. Тело жреца было одним живым факелом. Он извивался, зажатый кусками железа и обуглившимися сиденьями, и пистолет в его руке вздрагивал от каждого выстрела, посылая в воздух все новый и новый патрон. А когда патроны кончились, пистолет просто клацал, пока его боек не оплавился.
И из ярких огней вдруг выплыло лицо карлика. Тоже совершенно отчетливо. Словно я уже видел его много-много раз. С приплюснутым носом и прилизанными на затылке реденькими волосиками. Он улыбался мне как старому знакомому. И между его передних зубов торчал черенок вишни. Совершенно точно — вишни. Карлик вертел этот черенок языком и молча улыбался. Ему было что сказать мне. А мне было что у него спросить.
Но мы оба не произнесли ни звука.
И почему я вдруг так четко представил себе все это? Не знаю.
Картинка перед глазами вздрогнула и рассыпалась на крошки, улетающие в темноту. И я проснулся.
— Там же полным-полно сумеречных! — ужаснулась Вероника. — Вся больница просто кишит ими, как насекомыми!
Наша машина остановилась всего метрах в двухстах от больницы, и с нашего места очень хорошо был виден ее центральный вход. Был уже совсем вечер, и поэтому людей около больницы крутилось немного. Стояли две медицинские машины, да на лавочках под деревьями сидели больные и их посетители. Правда, для Вероники, смотрящей в бинокль, возможность подробнее рассмотреть, что творилось около больницы и внутри нее, была гораздо больше. Она переводила взгляд от одного этажа к другому, и выражение ее лица становилось все более определенным: она сильно нервничала.
Сом возился с переносным компьютером, что-то подключая к нему. Один Акоп, казалось, совершенно не волновался. Он все так же лениво поигрывал ножиком, вертя его между пальцев, и рассматривал
