Подняла одну, развернула. Почка прилипла к пальцам. Руки дол го пахнут весной и тополем.
Перешла через мост. Попала на березовую аллею А там светло, как днем. Где-то совсем близко защелкал соловей.
Мелькнула блестящая полоска воды, берега, тонущие в дымке…
Совсем поздно вечером взялась за акварель. Давно хочется передать на бумаге очарование теплой белое ночи.
Работалось легко. Впечатления были свежи и остры Кончила рисунок. Отдернув занавеску, увидела солнце. Скоро ночи прибывать станут. Сейчас их почти нет. Четыре часа, а я совсем не устала.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Завтра уезжаем на дачу.
В красном платье, тоненькая, стоит Ира в дверях. Солнце освещает плечи. Волосы пушистым сиянием окружают лицо. Какая она летняя, хорошая!
— Ну, я поехала, — улыбаясь, говорит она. — На даче все до завтра подготовлю! — Махнув на прощанье Рукой, она быстро уходит.
Зелено кругом! На грядках взошли салат, редиска, фасоль. Пестрым ковром раскинулся цветник.
Еще рано, но по нашему саду уже бегают девочки в белых платьях. Они радуются теплому дню. Все это время стояли холода.
Завтра Иванова ночь. «Если кто полюбит в Иванову ночь, будет любить вечно». Языческий праздник Ивана Купала — день, когда солнце поворачивается на зиму. Медленно начнут удлиняться ночи, укорачиваться дни. Первый сигнал приближающейся осени. Все же впереди лето! Хочется на воздух. Завтра поедем! Завтра будем бродить по лесу. Как хорошо! Дачу мы искали с Марией Владимировной. Поехали по Ириновской дороге. День будний, пассажиров в дачном вагоне мало. Мелькнули последние городские постройки.
— Где же мы сойдем? — спрашивает Муля.
— А я взяла билеты до конца. Какая станция понравится, там и выйдем.
В окне замелькали сосны. Сверкнуло озеро. Анемонов сколько! Станция.
— Вылезем здесь.
Пошли прямо по дороге, не спрашивая. Не знали сами, куда идем. Свернули по тропинке. Кажется, здесь будет хорошо.
Взлет горы. Поднялись на вершину. По другую сторону совсем иной пейзаж. Густой еловый лес. Земля покрыта ржавыми иглами. Она словно гофрирована: между глубокими складками — круглые холмы. Ноги скользят. Цепляясь за ветки, мы влезли на гребень. Скатились опять в низину. Ели могучие, ветви ровными ступеньками. Зелень темная, а на концах, словно свечи, горят молодые отростки.
Спускаясь, поднимаясь, — запутались. Не знали, куда идти. Помог петушиный крик. На склоне горушки, словно из детской сказки, показался бревенчатый дом. Крыша черепичная, ярко-красная. Наличники у окон резные. Крыльцо с широким навесом. Ворота крепкие. Тын с острыми концами. Собака злая на цепи. По двору ходит индюк. Шея сине-красная. Кричит противно. Мы постучали. Вышла маленькая старушка в белом платке, светлом платье, с вязаньем в руках. Очки сдвинуты на лоб.
— Нет ли у вас свободных комнат или целой дачи?
Женщина сначала отказала. Потом стала расспрашивать, кто будет жить, сколько человек? Разговорились. Мы хвалили местность и ее дом, высокий, светлый.
— У нас все занято. А вот у дочки есть две комнаты.
— Далеко отсюда?
— Совсем близко, на горе… Ванюшка, Ва-а-ня!
Голос у старушки оказался громким.
Из-за тына вышел мальчик лет девяти. Русская рубашка, светло-зеленые штанишки, белые чулки… Мальчик легко побежал впереди нас. Из лощины на гору, и снова в низину. Тяжело было за ним поспевать.
— Вот здесь, — указал он рукой.
На площадке высокого холма пристроился небольшой дом. Широкие окна раскрыты. Крутая дорога к крыльцу. Лучше места представить нельзя. В ясный день отсюда Ленинград видно.
— Снимаем?
— Согласна! — кивнула Муля, и счастливая улыбка залила ее лицо: впереди два месяца отпуска, лес, озеро, дали…
Но некогда предаваться воспоминаниям. Надо скорее укладывать вещи. Времени осталось совсем мало!..
Вошла в кухню. Тут Леня начищает белые туфли. У него редко бывают выходные дни. Сегодня он уезжает в Петергоф. Настроение приподнятое, веселое. Зазвонил телефон. Леня снял трубку.
— Иду. Сейчас, — тревожно ответил он.
— Что случилось?
— Срочно вызывает ПВХО, — уже с порога отвечает он.
На столе — недопитый чай. На диване — приготовленная рубашка. Брошены туфли. Что-то внезапное нарушило праздничный день.
Пошла в магазин за провизией к обеду. Беру чеки, подхожу к прилавку. Продавцов нет, они столпились у репродуктора.
— Война?!
Слушаю и ничего не понимаю. Смотрю кругом. Лица у всех напряженно вытянуты.
— Война с Германией…
Вышла из магазина, забыв про взятые чеки, медленно. Хотелось понять свершившееся. На улице нарядные люди. Играют дети. Три девушки в светлых платьях весело что-то кричат с противоположной стороны. Радостные, они перебегают улицу. Окружают товарища. Он что-то им говорит. Девушки затихают. Вдруг одна весело смеется и ударяет юношу по спине:
— Не сочиняй, Вовка!
Он что-то ответил. И лица девушек сразу изменились.
— Ты куда?
— В райком. Там, наверно, есть срочная работа.
— И мы с тобой.
Улица как-то сразу перестала быть праздничной.
Люди сами мобилизовывали себя.
Пришла домой, смотрю на раскрытые чемоданы, на брошенные Леней туфли, на красные тюльпаны в вазе.
— Не может этого быть… Не может быть!
Через час звонит Леня:
— Как быть с переездом на дачу?
— Я уже распаковала чемоданы.
— Правильно сделали. Мы перешли на казарменное положение. Я дежурю ночью.
Стала убирать приготовленные для дачи вещи и удивилась, как легко они уложились на прежние места. Убрала и села на диван. Делать ничего не хочется. Мучит мысль: чем же я могу помочь?
Пришла Муля. Я бросилась к ней:
— Война!
