атрийское солнце. Но и тот ничтожный послед исподволь рассасывался, растворялся в смыкающихся над ним сумерках. Спустя всего несколько минут с ним было покончено. Атри погрузилась в полнейшую темноту.
Егор застонал от все еще пронизывающей тело боли, перевернулся на спину и посмотрел на костер. Вокруг него сидели, по-восточному поджав ноги, трое. Сначала бродяга обрадовался – трое! Женька, Лена и кэп! Но, присмотревшись, понял, что обознался. Одежды сей троицы напоминали самодельные снайперские маскхалаты: сквозь бахрому свисающей маскировки – распущенной мешковины, окрашенной под цвет травы и пожелтевшей листвы, – проглядывала незащищенная рыболовная сеть, на спине, боковых частях рукавов – петли для натуральной маскировки – травы, веток. На головы у всех троих были наброшены капюшоны. Все они были довольно крупного телосложения, так что даже здоровый и рослый Женька рядом с ними казался бы костлявым заморышем.
Пламя костра освещало широкое лицо одного из них, на вид ему было лет под пятьдесят, в зубах у него дымилась трубка, щеки и подбородок покрывала густая серебристая щетина. Другой сидел к Егору спиной, третий – вполоборота, но из-под капюшона была видна только густая черная борода и узкие бесцветные губы. Можно было предположить, что и тот, кто сидел к нему спиной, тоже мог похвастать густой растительностью на подбородке и щеках. Вполне возможно, это был отличительный атрибут их группы или клана. И хотя Егор раньше не слышал о банде бородачей, подобная новость его бы не удивила – многие банды вводят некую обязательную особенность для всех членов группировки. Самое банальное – бритые головы, менее тривиальное – татуировки, более-менее искусное – специальные, пошитые на заказ костюмы, как, например, у «монголов» («азаматовцы» с их летчицкими костюмами не в счет). Так почему бы не внедрить правило не бриться?
Люди в этой местности не являлись редкостью – три населенных пункта вдоль дороги, по которой часто следовали караваны, а потому Егора не удивило присутствие здесь бородачей. Вполне возможно, это был патруль из Краснозвездного или разведка из Аномалинки.
Бородачи никак не отреагировали на его стон, они продолжали тихо о чем-то переговариваться, поворачивая над костром тонкие жерди с нанизанными на них кусочками мяса. И только когда Звягинцев приподнялся и начал шарить по себе руками, проверяя наличие оружия, они обратили на него внимание.
– Долго же ты, – с упреком посмотрел на него бородач с трубкой.
Суровые черты лица, красноватые, морщинистые щеки, кудрявая черная борода, косматые брови и острые глазки делали его похожим на исследователя далеких стран. Или Деда Мороза. В атрийской, разумеется, интерпретации.
– Где я? – убедившись, что оружие по-прежнему при нем, спросил бродяга, сосредоточив взгляд почему-то на бородаче, что сидел к нему спиной.
– Все там же. – Уголки рта у бородача, у которого из-под капюшона виднелась лишь нижняя часть лица, приподнялись. – Есть хочешь?
Эти трое в снайперских маскхалатах могли оказаться, конечно, бандитами, или мародерами, или, того хуже, кочевниками, но Егор, чей мозг по наитию анализировал происходящее, подумал, что это маловероятно. Окажись они бандитами, вряд ли у него был бы шанс очнуться. А уж если они пособничают хану Айкару в поисках убийцы его сына, то тем более не оставили бы бродяге оружие. И почему они сидят, как на поминках, закинув оружие по-походному за спины?
Звягинцев приложил ладони к разгоряченным щекам, с силой потянул вниз, обнажив белки глаз, открыл рот и хрипло выдохнул. Затем поднялся на ноги и, закрыв глаза, некоторое время просто втягивал ноздрями воздух. Это все, что он мог сделать, чтоб хоть как-нибудь утихомирить рвотный рефлекс, то поднимающий к горлу, то опускающий обратно все, что находилось в желудке. Отпустило. Он снова открыл глаза и попытался осмотреться, но изображение перед глазами плыло и покачивалось, будто эта освещенная костром поляна находилась на большом нефтяном пятне, колыхающемся на поверхности океана. В конце концов ему все-таки удалось разглядеть мятую траву и две продавленные тяжелыми арбами колеи метрах в семи-восьми от него справа. Там же валялся РПК и чей-то подсумок. Значит, он и вправду на том самом месте, где его стащили с дороги и бросили в овраг.
– Где Лена? – спросил Егор, повернувшись к костру. – Кэп… Женька… Где… они?
– Никакой благодарности, – вздохнул бородач с трубкой и разочарованно покачал головой. – Ни тебе здрасьте, ни спасибо, сразу вопросы. Все как всегда. Ничего не меняется.
– Молодежь, – пробасил второй, и бахромистая маскировка на его маскхалате встрепенулась от порыва ветра.
– Странная молодежь, – откликнулся третий. – Впору о себе подумать, а он Женьку ищет.
– Где Лена? – повторил вопрос Кудесник. – Где…
– Да спекся твой кэп, – обернулся тот, что сидел к нему спиной.
Звягинцев не смог разглядеть его лица так, как ему этого хотелось бы, но кое-что сразу бросилось в глаза. Бороды у него не было, наоборот, широкий, раздвоенный подбородок поблескивал в свете костра, будто только что был гладко выбрит, на щеках неприкрытыми оставались глубокие борозды шрамов, а ниже – татуировка, обвившая шею в виде застежки-молнии с «собачкой» аккурат на уровне левого лимфоузла. Из-за расстегнутого на пару верхних пуговиц кителя виднелись черные полосы зимней тельняшки, сразу понятно – гордости ее обладателя. Такому не дай бог сказать, что морпехи слабаки. На вид лет ему было больше, чем бродяге, но явно недостаточно для того, чтобы считать его «молодежью».
– Что значит «спекся»?
Егор проследил за его взглядом и увидел за спиной первого, на том рубеже, где свет от костра полностью поглощала темнота ночи, облаченные в эскады тела.
– Лена… – вырвалось у него, и он со всей прытью, на какую только были способны его слабые ноги, бросился к девушке.
Упав возле нее на колени, Егор приподнял ее за плечи. Голова Лены безжизненно свесилась, волосы касались черной земли.
– Нет! – вскрикнул бродяга, чувствуя, как у него внутри словно что-то оборвалось.
Перехватив девушку так, чтобы голова ее оказалась на его предплечье, пальцы другой руки он приложил к тонкой шее. Пульс не ощущался, и бледный цвет ее кожи только подтверждал наихудшие опасения.
Егор затрясся как в лихорадке, на глазах заблестели слезы, лицо исказила гримаса боли и невосполнимой утраты.
– С ней все нормально, – сказал тот, что курил трубку. – Не волнуйся, она придет в себя.
– Что? – оглянулся на костер Звягинцев. По его щеке сбежала вниз одинокая слеза.
– Еще не время. Доверься нам. Оставь ее и иди сюда.
Сам не зная почему, возможно, что-то такое было в голосе бородача с трубкой – уверенном и властном, что заставляло подчиниться, – но Егор положил Лену на землю, поднялся и возвратился к костру. Словно в забытье, сел между курильщиком и безбородым и точно так же, как они, поджал под себя ноги.
– Будешь? – спросил тот, чье лицо прятал капюшон. В руке он держал открытую флягу с повисшей на цепочке крышечкой.
Но Егор не мог сейчас заставить себя думать о чем-то другом, кроме Лены.
– Да не напрягайся ты так, бродь. – Курильщик положил тяжелую руку Кудеснику на плечо. – Вот увидишь, с ней все будет хорошо. Звезды не могут лгать: она умрет, лишь немного не дожив до глубокой старости, не сейчас. – Он загадочно улыбнулся. – Ты же хочешь, чтобы так было?
– Звезды? – проигнорировав вопрос, Кудесник поднял на него остекленевшие, ничего не видящие глаза. – Вы кто такие, мужики?
– Меня зовут Звездочет, – ответил курильщик, попыхивая трубкой. – Это, познакомься, – он кивнул на безбородого, – Хирург, а тот, что прячет лицо, – Серб. Будем знакомы. А тебя как кличут?
– Что? Что здесь происходит? – замотал головой, будто пытаясь стряхнуть навалившуюся информацию, Егор. – Что со мной было? Что с Леной? И откуда вы здесь взялись?
– Вот те на! – Брови Звездочета подскочили. – Ты что, ничего не слыхал о «Сонном Янтарнике»? Ну ты, бродяга, даешь.
Кудесник напряг память, хотя точно знал, что раньше такого названия не слышал.
