окончательно и бесповоротно проглатывался тьмой, теряя всю свою жизненную силу?
— Там, — указала Юлия в направлении, куда выстреливал луч ее прожектора. — Оно там.
Позабыв о прикрытии Змеевой задницы, Борода сделал пару шагов к середине дороги, встал на разделительную полосу и всмотрелся в то место, куда указывала лучом Юлия. Мелькнувшее в вязкой тьме какое-то огромное двуногое существо напомнило ему то, что они видели минут двадцать назад возле автозаправки, только теперь оно передвигалось уже не на четырех, не как зверь, а на двоих…
Клокочущий рык прозвучал у него за спиной. Сыпкий, неспешный, голодный как у выпущенного из клетки по чьей-то нелепой неосторожности бенгальского тигра.
Что-то выкрикнул Стахов. Достаточно громко, чтобы не расслышать, но все же почти неслышимо. Ветер украл его слова. Или его поглотил отчаянный крик девушки?
Жгучая боль пронзила его спину и плечо. Борода коротко вскрикнул и упал ничком, оказавшись прижатым к земле чьей-то мощной, когтистой лапой.
Загромыхал над головой пулемет. Пули с характерным причмокиванием входили в живое тело, но, казалось, что они просто бесцельно отправляются во тьму. Ибо если они и наносили существу хоть какой-то урон, то он явно был недостаточным для того, чтобы ему рухнуть замертво или хотя бы броситься наутек, зализывая на ходу раны.
Тем не менее, хватка, с которой оно удерживало прижатого к земле Бороду, ослабла. Рустам тут же высвободился из нее, поднялся на ноги и как-то по-звериному ощерившись, оглянулся. Он не почувствовал никакой боли. Только неприятное жжение в плече, так, словно его укусила псевдопчела. Он все еще не понимал, что произошло. Он снова и снова отдавал своей руке приказ направить оружие на возвышающееся прямо перед ним продырявленное десятками пулеметных посланцев бордово-коричневое, поросшее короткой серебристой шерстью громадное тело существа, но все было тщетно. Нет, его автомат исправно стрелял. Палец все еще сдавливал курок, на лету рассеивая пули по ночному небу. Но при этом они уже были далеко от самого Бороды — его рука, по самое плечо, более не принадлежала ему.
Стахов отпрыгнул назад, самокрутка выпала изо рта.
— Оборотни… — тихо повторил он то же самое слово, которое выкрикнул командиру «Бессонницы», прежде, чем одна из этих огромных, в раза три крупнее человека, тварей оказалась у него за спиной.
Рожок в его «калаше» был увеличен укрытскими мастерами в емкости до сорока пяти патронов, но сейчас ему казалось, что все было наоборот — его не увеличивали, а напротив, урезали не менее чем на четверть. Ибо слишком короткой оказалась его роль в первом акте этой смертельной пьесы. Слишком быстро он истощился. Слишком мало нанес он урона существу, которое одним смыканием челюстей отхватило Бороде руку.
Между тем широкий луч прожектора метнулся в другую сторону. Теперь за спину самому Илье Никитичу, и у того вновь все похолодело внутри. Рожок был сменен с такой скоростью, которой позавидовали бы и самые опытные военные инструктора. Загрохотал пулемет, посыпались на асфальт пустые гильзы, из темноты раздался чей-то яростный рев. Полностью доверившись интуиции, Стахов в последнее мгновенье, прежде чем длинная когтистая лапа просвистела у него над головой, бросился на землю, перевернулся навзничь и ударил огнем по двуногому существу.
— В машину! — закричал Змей, закрывая моторный отсек и хватая ящик с инструментами. — Никитич, в машину!
Илья Никитич перекувыркнулся, вскочил на ноги, выстрелил еще раз, целясь в клыкастую, смахивающую на помесь волчьей морды и озлобленного человеческого лица, физиономию, и посветил на то место, где только что стоял лишенный руки Борода. Там было пусто. Лишь неровная лужа крови, и плавающий в ней клок СЗК. Не было нигде и трупа первого оборотня, в которого только Юля всадила, по меньшей мере, пол-ленты. Даже крови его не было видно.
Она что-то кричала, но ее голос потопал в пулеметном грохотании. Она стреляла в совсем противоположную сторону — на обочину, туда, где обрели свой вечный покой обломки врезавшегося в дерево мотоцикла.
— В машину!!! — заорал Змей так, что Юля вздрогнула. — Закрой этот хренов, твою мать, люк! Никитич, сюда!
Илья Никитич бросился к десантному отсеку, расположенному над моторной частью, рассчитанному на пять бойцов, и уже почти достиг его, почти ухватился за открытый люк, чтобы на ходу в него запрыгнуть, как громадная, мощная лапища ухватила его за ногу, одним мощным рывком свалила на землю и поволокла обратно.
— Аааааааа, сука!!! Никитич!!! — Змей палил куда-то поверх него, пули достигали цели, но проку от этого было мало.
Стахов попытался извиться, перекрутиться на спину и отстрелить эту лапищу, но тот, кто его удерживал, позаботился о том, чтобы он сделать этого не мог. Все, что Стахову оставалось, это отчаянно цепляться за асфальт, обламывая ногти и стирая до крови пучки пальцев. Но слишком быстро асфальт закончился. Под руками заскользила влажная сырая земля, кое-где пробитая тонкими сухими стебельками сорняка. Изливающий желтый свет прожектор становился все дальше, а тьма вокруг барахтающегося Стахова наоборот — все сгущалась и сгущалась…
— Значит, слушай меня внимательно… — отдыхиваясь, обратился через стенку, отделяющую десантный отсек от башни Змей к Юле.
— Они утащили Бороду и Стахова… — донеслось оттуда.
— Я знаю, не перебивай, — Змей облизнул пересохшие губы, проглотил застывший в горле ком. — Значит, выбор у нас с тобой невелик: либо ты садишься за руль, а я стаю на пушку, либо наоборот — ты остаешься там же, где и сейчас, а я бегу за руль. Предупреждаю сразу: пушкой управлять сложнее, чем машиной. Решайся.
— Но я не умею обращаться…
— Я тебе буду все объяснять по ходу. Там управление как у игрушечной машины — руль и две педали, разберешься. Ну, рожай быстрее! Пушка или руль?
— Послушай…
— Нет, это ты меня послушай! — рыкнул Змей, для которого не существовало никакой разницы в общении между девушкой и непонятливым, лопоухим сталкером. — Я тебя сюда не приглашал. Ты зачем-то сама приперлась, так что теперь не филонь. Выбирай: пушка или руль?
— Ты там подбирай выражения, самоделкин! — выпалила Юля, сверля взглядом в отделяющую их стену. — Я тебе не…
— Пушка или руль, твою мать?!! — вскричал Змей, и Юля импульсивно, даже не задумываясь, выпалила: «Руль!». Хотя уже в следующую секунду пожалела, что приняла необдуманное решение. Ведь теперь придется вылезать из башни и заскакивать в передний, водительский отсек.
— Хорошо, — быстро проговорил Змей. — Времени мало. Бороде уже ничем не поможешь. Даже если оборотни его не сожрали, он все равно истечет кровью… — затем понизил голос до шепота. — Прости, брат. — И продолжил: — Никитича потащили живым. Мы должны проверить. Не уедем, пока не убедимся, что ему уже не помочь, поняла?
Юля, больно ужаленная подобным обращением, хотела что-то сострить на счет того, что оборотень не того утащил, что-то подсказывало ей, что лучше не вступать сейчас ни в какую словесную перепалку. Ведь остались они со Змеем вдвоем. Нет Бороды, нет Стахова, который еще десять минут назад уверял, что она справится.
За бортом послышался громкий рык. Гораздо громче, чем даже когда Юля пришпиливала одну из этих тварей к дереву. Так, словно пришел голодный самец. И тут же вдали послышался надрывный человеческий крик. О, Господи, — внутри у Юли все похолодело и стянулось в упругий комок. — Кто это был? Стахов, Борода?
— Задача немного усложняется, да? — иронично улыбнулся Змей. — Сейчас я посмотрю, что там творится. — Скрипнул люк. Пауза. Снова скрип. — Мне их не видно, загляни в перископ — он прямо перед тобой.
Прибор ночного видения был, конечно же, весьма кстати, но сказать, что Юля увидела в заснеженном экранном мерцании хоть какое-то четкое движение, было бы ошибочно. Нет, движения, безусловно, были, но они были такими нечеткими, такими размытыми, что, казалось, будто это вздымаемая ветром пыль водит
