Вспышка.
– Совершенно новый поворот в игре в статуи! Почему я не слышу указаний по поводу эмоций? Я думала, это ваш стиль работы.
– Вам они не нужны. У мраморной статуи нет личности. Идея в том, что вы можете интерпретировать их так, как захотите. – Ослепленная, она с трудом различала смутные контуры его фигуры, движущейся позади фотоаппарата. Он шагнул в круг света, подошел к ней, согнулся, чтобы быть на одном с ней уровне, взял ее за подбородок, чтобы слегка запрокинуть ей голову. – Все, что мне нужно от оригинала – это идея классической красоты и благородства, отражение былых героических времен. В вас все это есть. – Он провел ее рукой вниз по ее телу.
Он продолжал смотреть на нее, медленно поднимая фотоаппарат на необходимую высоту, потом поднял руку, чтобы настроить объектив, осторожно и медленно, как если бы боялся спугнуть редкую птицу. Камера застыла в нескольких сантиметрах от ее лица.
– Расскажите мне о своей матери.
Она опустила глаза, потом взглянула прямо в объектив, едва удержавшись, чтобы не оттолкнуть его.
– Я ничего не знаю о ней... – Щелчок. – ... кроме того, что однажды ночью в 1973 году она была в больнице Джессоп в Шеффилде.
Ее удивляло, как легко она произносит эти слова. Камера придвинулась еще ближе.
– Что бы вы хотели получить от нее? Любовь?
– Понимание.
Камера повернулась. Еще щелчок.
– Когда вам сказали о том, что вы – приемный ребенок?
– Мне бы не хотелось говорить об этом.
– Вам никто об этом не говорил? Вы сами узнали?
– Да.
– Сколько вам было лет?
– Восемнадцать.
Наташа никогда и никому этого не рассказывала. Ни единой живой душе. Звук собственного голоса в пустой комнате производил удивительное очистительное действие. По идее, ее должно смущать и беспокоить постоянное присутствие объектива, нацеленного прямо на нее, но эффект был противоположным: он давал ощущение удаленности от людей, убеждал в анонимности, как если бы она писала дневник. Только камера была более требовательной... До этого момента она не понимала, как люди могут приходить на телевидение, чтобы обсуждать свои самые интимные проблемы.
– Для оформления документов на поездку во Францию мне было нужно свидетельство о рождении. У всех моих друзей был полный комплект документов. И метрики в том числе – длинные и узкие, разделенные на три части, с указанием данных об отце и матери, их профессиях и адресе.
– А у вас такого не было.
– Нет. Его пришлось специально заказывать. Моя подруга Рэйчел сказала, что я – приемный ребенок. В шутку. Мы часто дурачились, считая факт усыновления прекрасным объяснением, почему наши родители не понимали нас... ну, и всякое такое. Обычно мы подшучивали друг над другом, сравнивали себя с родителями, находя массу отличий во внешности, манерах, индивидуальных привычках. Мы выдумывали для себя необычных предков. Сочиняли истории о том, что настоящие матери бросили нас ради блестящей карьеры. – Она сделала паузу. – Когда я получила свое свидетельство, оказалось, что записей в нем вполовину меньше, чем у остальных ребят. В нем были указаны только мое имя и дата рождения, остальные графы были пустыми.
«Бери инициативу в свои руки. Работай сама на себя». Не этому ли учил ее Стивен? Поэтому Наташа отправилась в ближайшую библиотеку. Там ей указали на маленький шкаф, где хранились пособия по генеалогии. Там она нашла книгу, посвященную вопросу усыновления. В розово-голубом переплете, с заголовком, написанным большими буквами. Автор не обошел вниманием вопрос о свидетельстве рождения приемного ребенка, посвятив ему целую главу. Оказалось, сокращенная форма свидетельств о рождении была введена, чтобы скрыть факт усыновления. Обычно подобные документы подписывал секретарь бюро регистрации гражданского состояния, свидетельства же для приемных детей должен был заверять представитель вышестоящей организации. При этом свидетельству присваивался порядковый номер согласно реестру усыновленных детей, а не министерства здравоохранения, как у «нормальных». В книге были приведены примеры оформления обоих свидетельств. Она сделала копии и того, и другого и, придя домой, сравнила со своим документом.
Странно, что она ничего не почувствовала. Словно нашла подтверждение тому, о чем всегда знала.
Как сказал Маркус: «Ты всегда знала, что настоящая мать бросила тебя. Это было в твоей глубокой памяти. Ты должна знать. Ты была там, когда она уходила».
Щелчок затвора заставил ее вздрогнуть.
Голос Адама:
– Вы восстали против них.
Она села ровно, глаз объектива последовал за ней:
– Да.
Семья собралась внизу, на кухне. Анна стояла около плиты, помешивая в кастрюльке дымящийся соус. Абигаль сидела за обеденным столом с домашним заданием по физике, рядом с ней сидел Стивен, он помогал ей решать задачу. Стакан, наполненный виски с содовой, стоял на столе у его локтя.
Они были рядом, до каждого можно было дотронуться, но Наташе казалось, что она смотрит на них через телескоп, с расстояния нескольких миль, с другой планеты. Для того чтобы увидеть, что они тоже
