и жена могут возложить ответственность на твоих друзей, на ту среду, в которой ты вращаешься. Но неправда это! Никто не заставит человека делать то, что ему не хочется.
Слова кудесника от хирургии заставили меня задуматься серьезно… Нет, я не стал давать клятву, что исправлюсь, изменю ритм жизни. Просто принял к сведению сигнал, посланный болью… Это было как звук от падения маленького камешка где-то высоко в горах, который подметил натренированный слух альпиниста. Отдающийся эхом далекий стук может не означать ничего, а может и оказаться первым предупреждением о грозной лавине…
Но существует в жизни и боль иного плана, не физическая. Тогда приходится преодолевать самого себя, все делать через «не могу»…
Представьте себе, скажем, артиста, которому постоянно сопутствует успех, который все время находится на гребне славы. Что ни роль — удача, что ни выступление — триумф, что ни гастроли — восторженный прием… Разве возможен творческий Рост при таком стечении обстоятельств?! Без неудач, малых или серьезных, без боли в сердце (не в медицинском, а в эмоциональном смысле), без сомнений, без трудной борьбы с самим собой, — без всего этого рост невозможен. Талант иссякнет неминуемо.
Если так, то настораживающая, мобилизующая боль — наш вечный союзник, как ни странно. И жизненный опыт помогает научиться превозмогать боль, даже самую сильную, обрушившуюся неожиданно и неведомо откуда.
Человеку свойственно заблуждаться — так утверждает древняя латинская пословица. Осознать свою ошибку можно только через самоанализ, путем долгих размышлений и терзаний, превозмогая душевную боль…
Как жаль тех, кто уходит из жизни, ни разу не заглянув в себя, не попытавшись переосмыслить собственную систему ценностей, ни разу не усомнившись в ее истинности!.. Они как носороги — умеют идти только в одном направлении, не сворачивая, а говорят и размышляют о себе только в превосходной степени. «Яд себялюбия всех змеиных злее», — учил Томазо Кампанелла. Какая точность текста и великолепие подтекста! Для театрального искусства это верно вдвойне.
Истина не знает мелочей. А жизнь, наоборот, полна ими. И не надо цитировать Апостола Петра, чтобы уверовать: если мы думаем, что не имеем греха, то обманываем самих себя.
Глубоко убежден: назвать свою жизнь полнокровной мог только тот, кто прошел через тернии, преодолел боль, становясь выше и богаче после каждого пройденного барьера. Это процесс внутренний, индивидуальный, наблюдаемый, анализируемый самим художником-человеком.
Театр — сложный и далеко не однозначный организм. Тут даже удача иной раз может не принести радость, а обернуться болью. Душа актера легко ранима, но нашему брату «скидки» на ранимость не нужны. Если надо, мы — и небьющиеся, и водонепроницаемые, и нержавеющие, и даже железобетонные. Хотя о том, чего стоил каждый пройденный шаг, знает только сам артист…
Ломать копья в споре об объективности спортивного комментатора не перестанут никогда. На роль критика сгодится любой желающий, независимо от возраста, пола, образования, вероисповедания, рода деятельности… Тут нет никакого ограничения, в споре могут участвовать все…
Дискутировать с микробиологом, физиком или биохимиком никому не придет в голову. Другое дело — область театра или спортивного репортажа. Тут нет формул и точных измерений, все — дело вкуса. А стало быть, можно ругать сколько влезет — увлекательно, как в домино резаться. А если ты что-то критикуешь (все равно что!), значит, мозги варят. Да ведь так — чем черт не шутит! — недолго и эрудитом прослыть… Ударим же критикой по необъективности наших комментаторов!
Мне лично кажется, что в спортивных репортажах абсолютной объективности быть не может. Такую объективность нельзя назвать достоинством, так как может свидетельствовать скорее об отсутствии какой бы то ни было человеческой и профессиональной позиции. Комментатор не должен уподобляться безликому роботу, у которого нет собственных чувств и мыслей: как прикажут, так и скажу. Нажмут кнопку положительных эмоций — извольте, нажмут другую — гряну критикой в адрес бело-голубых, либо красно- белых! Возможно, научно-технический прогресс когда-нибудь и приведет к появлению таких роботов- комментаторов, но пока у микрофона мы — люди.
Другое дело, когда речь идет о такте, корректности, сдержанности, если хотите, — о воспитании. Это выявляется при первой же фразе комментатора, независимо от того, хорошо он знает правила игры и суть предмета или нет. Сразу становится ясно: будет ли интересно слушать его или на вас снова обрушится каскад штампованных «затюканных» фраз, набор кочующих из репортажа в репортаж, обтекаемых и потому ничего не говорящих выражений.
На телевидение тысячами приходили и приходят письма, телеграммы, открытки, а то и настоящие анонимки с оценками работ комментаторов. В большинстве своем это строки благодарности, любви, восхищения… Но встречаются и другие.
Авторы этих писем вооружены кто маленькими, легкими стрелами; кто стрелами побольше — для того чтобы наносить более чувствительные раны; кто копьями — чтобы удар запомнился надолго; кто бомбами замедленного действия — сиди, мол, и дрожи, вот-вот взорвется. Иные стрелы пропитаны ядом. Есть на вооружении даже ружья с погнутыми стволами — для выстрелов из-за угла.
Мишенью обычно избирается тот же репортаж, за который другие авторы писем благодарят. И вот кто-то присылает строки, полные восхищения твоей удивительной объективностью, а кто-то ругает на чем свет стоит за те же высказывания…
Со временем мне открылась некоторая закономерность, присущая этим едким посланиям: объяснить это можно лишь субъективностью самих авторов писем. Не дай Бог, если твои настроения не совпадут с их болельщицкими импульсами, заквашенными на личных симпатиях.
Хотите пример? Извольте. Играли «Спартак» и «Динамо» (Тбилиси). Для армии поклонников «Спартака» ты должен был восторгаться только Дасаевым и Черенковым, не замечая успешной игры соперников. А для тбилисцев все наоборот: достойны упоминания лишь Кипиани, Чивадзе, Шенгелия… К тому же и сам ты — грузин, разве не ясно, как нужно комментировать матч? Да еще, кроме всего прочего, дело усложняется противоречивыми мечтаниями других болельщиков. В Киеве ждут — не дождутся поражения «Спартака» — ведь тогда вперед выходят динамовцы Киева! А болельщики из Минска спят и во сне видят иной результат — ничью, после которой обе команды теряют по одному очку. Ленинградцам же необходимо поражение тбилисцев — тогда им «светит» бронза. А в Ереване ждут проигрыша тбилисцев с разницей в два и больше мяча, иначе этот матч теряет для «Арарата» всякий смысл… Вы думаете, это все? Нет, нет, не спешите! Следующая встреча «Спартака» — в Одессе, и если сегодня судья покажет Юрию Гаврилову желтую карточку, она будет уже второй, и Гаврилов пропустит матч с «Черноморцем». А желтой карточки в адрес Шенгелия ждут в Донецке, ведь без него легче одолеть тбилисцев через несколько дней. И это еще не все.
В Баку ждут дифирамбов в адрес своего любимца, судьи Всесоюзной и Международной категории Азимзаде. Ничего, что команда не на высоте, зато лучший судья — наш! Это поважнее, чем бестолковая беготня двадцати двух полуголых мужиков вокруг одного мяча.
Хоть в клочья разорвись! Всем угодить невозможно, и обиженными остаются то одни, то другие. Единственное, что остается комментатору — быть выше всего этого, не изменять высокому принципу объективности. Сказать это легче, чем сделать, но смею утверждать, что и полная объективность — тоже не спасение от нападок.
Вспоминается телевизионное выступление чародея шахматной игры Михаила Таля накануне финального матча на звание чемпиона мира между Т. Петросяном и Б. Спасским. Ровно час говорил Таль о предстоящем матче. Говорил, как всегда, интересно. Глубоко и с любовью анализировал игру претендентов, демонстрировал их лучшие партии, то и дело прибегая к испытанному оружию своих искрометных выступлений — юмору. Никаких далеко идущих выводов, прогнозов, никаких гаданий по поводу личности возможного победителя. И, слушая Таля, я — человек, «орудием производства» которого во всех областях является именно слово, устная речь, — чувствовал не только восхищение его тактом, но даже в некотором роде профессиональную зависть.
В тот день М. Таль выступал с блеском. И что же! Через неделю-другую посыпались в редакцию письма. Их можно было четко разделить по двум лагерям. Общий настрой писем из Ленинграда и Ленинградской области был таков: «Если М. Таль так не любит Б. Спасского, так стоило ли накануне матча на звание чемпиона мира давать слово именно ему?» Писем из Армении приходило больше, и они были
