дело взрывались аплодисментами. И вот диктор объявляет:
— Номер восемь — Эдуард Стрельцов!
Как по мановению руки дирижера, весь зал встал. 10 тысяч тбилисцев стоя несколько минут бурно рукоплескали ставшему легендарным при жизни форварду, потенциальной, но, увы, несостоявшейся звезде мирового футбола. Понурив голову, стоял большой, уже не очень ладно сбитый мужик и… плакал… Говорят, такого Стрельцова — всего в слезах — не видели ни до, ни после этого дня…
И вот еще о чем. В отдельных, правда, редких случаях спортсмен, будь он футболист, баскетболист или регбист, по своему не только дарованию, но и спортивному образованию обходит тренера и, опережая время, восходит к завтрашнему дню. Не все тренеры усекают этот момент и тогда начинаются неприятности. То, что для такого спортсмена норма, для тренера — отклонение от нормы, нарушение принятых и утвержденных планов и рекомендаций. Спортсмен объявляется трудным, а еще чаще своевольным, амбициозным, не подчиняющимся общим правилам, индивидуалистом, в общем, белой вороной. Мало того, и других сбивает с пути истинного, ведь «дурной» пример заразителен, так что лучше обойтись без него. Лучше работать с середняками: они надежнее, полностью подчиняются, у них не бывает непричесанных мыслей и дисциплина — на уровне. Из-за меркантильных целей — облегчить себе процесс работы и как-то, хотя бы внешне, укрепить свой тренерский авторитет — упускается самое главное — возможность роста и движения вперед.
К счастью, сейчас не времена Средневековья, когда инакомыслящих, непокорных сжигали на кострах, но тем не менее… «Пусть они одумаются, образумятся, станут такими, как все» — призывают их люди, часто лишь волей случая поставленные руководить, управлять ими. «Такие, как все», — какая ужасная формулировка, тормозящая все и всех.
Разве не похожи взаимоотношения тренера и спортсмена на взаимоотношения режиссера и актера в театре? Не могу утверждать, да и грешно, что все режиссеры не любят артистов независимо мыслящих, самобытных, с широким горизонтом знаний, в общем, личностей, но они режиссеров немного настораживают. Нет-нет, да и просматривается в них желание иметь побольше удобных, «легко укротимых», безропотно подчиняющихся актеров. Власть режиссера, несмотря на кажущуюся полноту, все нарастает и нарастает. Яркость и индивидуальность артиста иной раз превращается в какое-то отклонение либо выпадение из общего строгого решения спектакля, где все выверено, рассчитано и подчинено плану режиссера. В недалеком прошлом великолепные режиссерские спектакли были прекрасны еще и тем, что в них ярко сияли актерские удачи. Давно уже предан забвению наказ Немировича-Данченко режиссерам — умереть в актере. Театральная эстетика, по которой вершиной режиссуры признается полное ее отсутствие, т. е. спектакль, где режиссер не виден, где он растворился в актере, — канул в Лету. Сейчас только режиссер и виден. Нередко чем меньше выделяется — проявляет себя актер, чем точнее, строже выполняет режиссерские установки, тем выше оценивают его работу. Тогда он — молодец, нужный артист. «Нужный» — как хозяйственный или промышленный товар. Раньше режиссер мечтал раствориться в артисте, а сейчас, видите ли, нужно всем артистам вместе, коллективно, раствориться в режиссере.
Известно, что волевые решения принимаются единолично и, как следствие, таят в себе, в своей природе, неминуемость ошибок. Я говорю об известных истинах, но слегка побаиваюсь довести ход рассуждений до логического конца, так как по чаконам развития общества единовластие, подкрепленное волюнтаризмом, неизбежно приводит к грубым ошибкам и, как правило, заканчивается крахом такой формы власти. Но театр — это особый организм, и не все законы жизни так прямолинейно применимы к нему.
Отлично понимаю, что, говоря об этом, я перегибаю палку. Что и у этой медали есть обратная сторона. Что не все режиссеры, да и тренеры, делают так. Что есть режиссеры, которые в основном через актеров и создают свои шедевры. Что есть тренеры, которые точно и тонко улавливают индивидуальность талантливых спортсменов, максимально их развивают и добиваются больших успехов только с учетом и опорой на эти индивидуальности. Но, к сожалению, таких хороших режиссеров и тренеров мало. А средних и плохих ой, как много! А права и полномочия у всех одинаковые. Ведь профессии режиссера и тренера по своей специфике сами по себе подразумевают руководящее начало. Плохой или хороший, талантливый или бездарный режиссер все равно — руководитель всего театра или коллектива, выпускающего один спектакль. Не руководящих режиссеров и тренеров не существует. Это специфика профессии. На десятки хороших и единицы талантливых приходятся сотни средних и плохих. Налицо диспропорция и, что еще печальнее, дисгармония. Отсюда и проблемы, мешающие развитию и совершенствованию.
Обсуждая этот вопрос, я не склонен представить вам артистов в этаком комплиментарном свете. Мол, все артисты такие эрудиты и интеллектуалы, сплошь и рядом превосходят режиссеров. Это далеко не так. Как сегодня помню, одному на редкость начитанному молодому артисту, только что принятому в театр, все говорили: «Ну и дурак же ты. С такой головой пошел в артисты!» Выходит, голова не так уж необходима артисту? Чушь какая-то. Хотя, принимая во внимание явно наметившийся крен в сторону превращения артиста в безропотного исполнителя воли режиссера, в своеобразную марионетку, возможно, и не чушь. Может, и вправду достаточно одной единственной извилины, да и то неглубокой, с не особенно четко обозначенными изгибами?
Что касается спортсменов, в частности футболистов, тут дела даже похуже. Журналистам и нам, комментаторам, как-то особенно полюбилась фраза, к которой мы часто прибегаем: «Такой-то футболист сыграл головой и с головой!», как бы подчеркивая, что если игра головой в футболе — дело обычное, то сыграть с головой, т. е. с умом, — редкое явление. Много хороших игроков помнит история футбола. А когда с сильными, тренированными, ловкими ногами есть еще ясная голова, неординарный ум, тогда и рождаются Ди Стефано, Пеле, Круифы, Бекенбауэры, Федотовы, Пайчадзе, Бобровы, Нетто, Блохины, Кипиани и другие.
Конечно же, не всякому спортсмену дано быть Геннадием Шатковым и дослужиться до высокого ранга ректора института, или Георгием Шхвацабая, бывшим легкоатлетом-рекордсменом, ставшим впоследствии академиком. Но, клянусь же, не надо всех мерить единой меркой и отказывать даже в той одной извилине, которую столь благосклонно выделили для артистов.
Каждый режиссер и каждый тренер работает как умеет и как ему хочется. Не позволю себе лезть с ненужными советами, поучать кого бы то ни было. Я просто подчеркиваю то, что приходилось видеть и чувствовать самому. Возможно, мои рассуждения легко уязвимы и опровергнуть их для кого-то и не составит большого труда. И тем не менее я твердо убежден, что режиссер заканчивается тогда, когда он решит, что театр у него в голове. Никогда не превратится артист в мрамор или глину, из которой скульптор лепит свои изваяния, иными словами, в безмолвную, холодную саму по себе ничего не выражающую фактуру, лишь в руках мастера становящейся теплой и выразительной. Утверждающим обратное режиссерам надо было стать живописцами, скульпторами, архитекторами, композиторами и сотворять чудо искусства на холсте, в бронзе, в камне, в мире звуков и мелодий. А если непременно режиссура — извольте овладеть искусством рисованного или кукольного фильма — вот вам и карты в руки — ставьте себе и людям на радость. Заставил же всех нас заплакать Дисней в своем поразительном «Бемби» и хохотать до упаду в бесконечной серии с Микки Маусом. А потому как режиссеру театра приходится работать не с холстом, камнем или абстрактной мелодией, а с живым человеком, тоже творцом, с которым он навсегда «скован одной цепью», вне зависимости от того, кто первичен и кто вторичен, они должны быть соавторами, сподвижниками, единомышленниками — другого не дано. Преступив эту черту, превзойдя свои полномочия, режиссер сам же, как скорпион, смертельно жалит себя.
В футболе все выглядит примерно так же. Когда у тренера затуманиваются мозги и успехи придают ему не уверенность, а самоуверенность и когда он решает, что футбол и команда у него в голове _ можно закрывать занавес. Нет, господа, футбол все-таки в ногах футболиста, а не в голове у вас. Потому он так и называется «фут» — «нога», «бол» — «мяч». В начале XX века в России именно так говорили и писали — «ножной мяч».
Легко работается и режиссерам, и тренерам в первые годы. Все сплочены, заряжены единым зарядом, единой верой и стремлением к единой цели. Все ново, все интересно, аж дух захватывает. Но со временем новизна постепенно переходит в обыденность, появляются скука, неудовлетворенность, озлобленность. Надо обладать железной волей и редкостным талантом, чтобы выстоять, преодолеть застой, мертвую точку, найти в себе силы изменить устаревшие методы работы и снова двинуться вперед. Большинству это не удается, и потому зачастую начинается режиссерско-тренерская чехарда. Несколько лет работы в театре или спорте, затем — смена декорации. Режиссеры и тренеры уходят в другие театры и команды, там их
