Хелен в посольство. К тому же мне очень хотелось узнать, что произошло с Элен.
На следующее утро, одетые в траур, мы были готовы сопровождать похоронную процессию на кладбище. Тельце Нелюфар на ночь положили в холодильник, а днем родители в соответствии с традицией должны были совершить ритуальное омовение ее тела, в то время как родственники читали специальные молитвы. Затем Нелюфар, одетую в белый саван, должны были увезти на кладбище.
Когда мы готовились в нашей спальне дома Маммаля к печальному дню, который нас ожидал, я предложила:
– Почему бы мне не остаться дома и присмотреть за детьми, когда все пойдут на кладбище?
– Нет, – решил Муди, – ты должна идти с нами.
– Я не хочу, чтобы Махтаб видела все это. И от меня действительно будет больше пользы, если я останусь и присмотрю за детьми.
– Не может быть и речи!
Но когда мы приехали в дом Настаран и Мортеза и я в присутствии всех высказала свое предложение, его посчитали разумным. Муди быстро уступил.
Я не собиралась выходить из дома, но, как только я осталась одна с ничего не подозревающими детьми, я побежала к телефону и позвонила Хелен.
– Приходите, – сказала она, – нам нужно поговорить.
– Я не могу. Нахожусь на противоположной стороне улицы, но не могу прийти.
Однако я подумала, что, возможно, мне удастся выйти с детьми в парк позднее, когда взрослые уже вернутся. На всякий случай мы договорились с Хелен, что встретимся в три часа дня в парке, возле посольства.
Мне не удалось связаться с Алави, но я дозвонилась в бюро к Элен. Это был ужасный разговор.
– Я решила все рассказать Муди, – заявила Элен. – Я скажу ему, что ты собираешься бежать.
– Не делай этого! – умоляла я. – Я призналась тебе, потому что ты – американка. Я рассказала тебе, потому что ты обещала сохранить тайну. Ты поклялась, что никому не расскажешь.
– Я рассказала обо всем Хормозу, – голос Элен начал дрожать. – Он очень недоволен мной. Он приказал мне не приближаться к посольству и сказал, что я должна сообщить Муди, потому что это мой мусульманский долг. Если я этого не сделаю, а с тобой и Махтаб что-нибудь случится, это будет мой грех, точно я убила вас. Я обязана ему рассказать.
Меня охватила паника. Муди меня убьет! Он точно запрет меня и заберет Махтаб. Раз и навсегда я потеряю желанную свободу, хоть маленькую, но которой я с таким трудом добилась. Он уже никогда мне больше не поверит.
– Прошу тебя, – задыхалась я от волнения и слез, – не говори ему.
Я кричала по телефону на Элен, плакала, просила, взывала к памяти нашего далекого детства в родных краях, но она была неумолима. Она еще раз повторила, что должна исполнить обязанность мусульманки, что она любит меня и заботится о моем и Махтаб благе и поэтому должна рассказать обо всем Муди.
– Позволь мне самой рассказать ему, – предложила, отчаявшись, я. – У меня это лучше получится.
– Хорошо, – согласилась Элен. – Я дам тебе немного времени, и ты расскажешь ему. В противном случае это сделаю я.
Я положила телефонную трубку, чувствуя, как на моей шее затягивается исламская петля. Что делать? Сколько времени я могу ждать? Как долго я смогу придумывать отговорки, которые удержат Элен? Должна ли я рассказать Муди? Как он отреагирует? Он изобьет меня, в этом нет никакого сомнения, но как далеко распространится его ярость? А что дальше?
Если бы я держала язык за зубами и не выдала свою тайну Элен! Но разве я могла предположить, что такой удар обрушится на меня вовсе не со стороны иранцев, а его нанесет американка из моего родного города?!
Чувствуя, что отчаяние и гнев переполняют меня и что я не могу с этим справиться, я оглянулась вокруг и увидела знакомый домашний беспорядок. Не зная, с чего начать, я принялась за кухню. Пол в иранской кухне с наклоном, поэтому его легко помыть, вылив пару ведер воды, которая стекала в канализацию. Я сделала это, выливая ведро за ведром. Я также вымыла и под металлическими шкафами, куда большинство иранок никогда не заглядывают. Преодолевая отвращение, я вычистила кухню до блеска, не обращая при этом внимания на доносившийся из холла шум, где бесновались около пятнадцати детей.
Проверив запасы продуктов, я решила приготовить ужин. Еда – основной интерес в жизни этих людей, и я знала, что вернувшись, они оценят ожидающий их ужин. Мне просто необходимо было что-то делать. В холодильнике вместо употребляемой здесь, как правило, баранины я нашла говядину. Я собралась приготовить таскабаб – персидское блюдо, которое Муди очень любил. Порезав и поджарив большое количество лука, я уложила его в кастрюлю вместе с тонкими пластинами мяса и приправами. Наверх положила картофель, помидоры и морковь. Все это готовилось на слабом огне, распространяя аппетитный запах пикантного говяжьего гуляша.
Сердце мое разрывалось от страха, но привычные действия позволили сохранить спокойствие. Из-за трагической смерти Нелюфар у меня было в запасе несколько дней. В период траура Муди не свяжется с Элен и Хормозом. Я подумала, что лучше всего для меня будет поддерживать существующее положение так долго, как только возможно, и надеяться, что Алави совершит какое-нибудь чудо прежде, чем возымеет действие предательство Элен.
«Нужно чем-то заниматься», – приказывала я себе.
Когда все вернулись с кладбища, я решила приготовить еще одно свое блюдо: горох по-ливански.
– Ты не умеешь это делать. Мы готовим не так, – заявила Ферест, видя, что я добавляю лук.
– Позволь мне сделать это по-своему, – ответила я.
– Все равно это никто не будет есть.
