грехи.
Надсмотрщики сидели молча, сгорая со стыда. Какое унижение! Завтра во всех кварталах будут говорить, что аль-Габаляуи был убит в собственном доме, а надсмотрщики в это время курили гашиш. Поэтому они и бросали по сторонам мстительные взгляды.
Когда поздно ночью Арафа вернулся в подвал, он прижал к себе Аватеф и взмолился:
— Скажи мне честно, ты считаешь меня преступником?
Она ласково ответила:
— Ты хороший человек, Арафа. Самый лучший из тех, что я встречала. Но ты несчастнее их!
Он прикрыл глаза со словами:
— Никто не испытывал такой боли, как я.
— Да… Я знаю.
Она поцеловала его холодными губами, прошептав:
— Боюсь, нас настигнет проклятье!
Арафа отвел взгляд в сторону.
— Я не могу быть спокоен, — сказал Ханаш. — Рано или поздно правда откроется. Невозможно представить, чтобы об аль-Габаляуи было известно все: откуда он происходит, как приобрел имение, что стало с его детьми, о его беседах с Габалем, Рифаа и Касемом, и только его смерть оставалась окутана тайной!
С раздражением выдохнув, Арафа спросил его:
— А другой план, кроме бегства, у тебя есть?
Ханаш замолк.
— А у меня есть план, — продолжил Арафа. — Только мне надо успокоиться относительно себя, прежде чем приступать к его выполнению. Я не смогу работать, если буду продолжать считать себя преступником.
— Ты невиновен, — равнодушно произнес Ханаш.
— Я буду работать, Ханаш, — резко ответил Арафа. — Не бойся за нас. Улица позабудет об этом преступлении в свете новых событий. Произойдут чудеса. И самым главным чудом будет возвращение аль- Габаляуи к жизни.
Аватеф ахнула, а Ханаш спросил, нахмурившись:
— Ты с ума сошел?
Но Арафа твердил как одержимый:
— Лишь одно слово нашего деда могло подвигнуть лучших его потомков на поступки. Но смерть его потрясла людей сильнее всяких слов. И верный его сын должен сделать все, чтобы занять его место, чтобы стать им. Ты понял?
104
Когда последние звуки в квартале смолкли, Арафа собрался выйти из подвала. Аватеф с красными от слез глазами проводила его до конца коридора и сказала, прощаясь:
— Да хранит тебя Господь!
Ханаш же настаивал:
— Почему мне не пойти с тобой?
— Одному легче скрыться, чем двоим, — ответил Арафа.
Похлопывая Арафу по спине, Ханаш посоветовал:
— Бутылку применяй только в самом крайнем случае.
Арафа кивнул в знак согласия и вышел. Он окинул взглядом погруженный в темноту квартал и направился в сторону аль-Гамалии. Проделав огромный крюк через улицу аль-Ватавит, аль-Даррасу и пустыню за Большим Домом, с тыльной северной стороны, выходящей на пустыню, он подошел к дому Саадаллы. Его интересовало место ближе к центру стены. Он нащупал камень, отодвинул его и нырнул в лаз, который они с Ханашем рыли по ночам. До конца он прополз на животе, убрал тонкий заслон и оказался в саду дома главного надсмотрщика. Притаившись у стены, он осмотрелся. За закрытым окном в доме горел тусклый свет, в саду стояла темень, а вот в беседке бодрствовали при ярком освещении. Оттуда время от времени доносился грубый хохот — гулявшие буйствовали. Арафа достал из-за пазухи кинжал и приготовился. Время тянулось мучительно медленно. Но через полчаса гости стали расходиться. Дверь открылась, и мужчины один за другим зашагали к воротам в квартал. Впереди с фонарем в руке шел привратник. Заперев за гостями ворота, привратник повел Саадаллу в дом, освещая ему дорогу. Левой рукой Арафа подобрал с земли камень. Согнувшись, с кинжалом в правой руке, он затаился за пальмой, ожидая, пока Саадалла не ступит на первую ступеньку, ведущую в гостиную. Как только этот момент настал, Арафа подбежал и вонзил нож ему в спину повыше сердца. Вскрикнув, Саадалла рухнул наземь. Привратник в страхе обернулся, но не смог ничего разглядеть, так как брошенный Арафой камень расколол фонарь. Арафа бросился обратно к стене. Раздался оглушительный крик привратника, послышался топот и шум в доме и углу сада. Арафа споткнулся о корень срубленного дерева, упал навзничь и ощутил резкую боль в ноге и у локтя. Превозмогая ее, он ползком преодолел оставшееся расстояние до подкопа и спешно вылез из туннеля в пустыне. Он со стоном поднялся и побежал на восток. Прежде чем повернуть за стену Большого Дома, он оглянулся, увидел бегущих за ним людей и услышал крик: «Сюда!». Несмотря на боль, Арафа пустился быстрее к концу стены. Когда он преодолел пустырь между Большим Домом и домом управляющего, то увидел впереди факелы и какое-то движение, свернул в пустыню и бросился к рынку аль-Мукаттам. Арафа понимал, что боль рано или поздно заставит его остановиться. Топот преследователей приближался, их крики прорезали тишину: «Лови его!.. Держи!» Тогда Арафа вытащил из-за пазухи бутылку со смесью, над которой экспериментировал не один месяц. Он остановился и повернулся лицом к приближающимся. Прищурился, разглядел их фигуры и метнул бутылку. Через мгновение раздался взрыв. Никогда улица не слышала такого грохота. Под вопли и стоны Арафа побежал дальше, но догонять его уже никто не стал. На краю пустыни, задыхаясь и постанывая, он упал на землю. Какое-то время он пролежал в пустыне при свете звезд один, справляясь со своей болью, потом оглянулся, но в темноте ничего не увидел. Было тихо. Нужно идти, чего бы это ни стоило. Опираясь на руки, он поднялся, и потихоньку зашагал к аль- Даррасе. В начале квартала он заметил чей-то силуэт, с замиранием сердца уставился на прохожего, но человек прошел мимо, не обернувшись, и Арафа с облегчением выдохнул. Чтобы вернуться, он сделал тот же круг. Уже приближаясь к улице аль-Габаляуи, он различил непривычный для этого времени ночи шум: оглушительные крики, плач, ругательства. Ничего хорошего это ему не предвещало. Он долго медлил, затем, прижимаясь к стенам, стал пробираться к дому. На углу квартала он выглянул и заметил на расстоянии большую группу людей, собравшихся между домами Саадаллы и управляющего. Квартал же Касема был пуст и тих. Вдоль стен он добрался до подвала и упал на руки Аватеф и Ханашу. Они осмотрели его кровоточащую ногу. Испуганная Аватеф тотчас принесла кувшин с водой и промыла рану. Арафа терпел боль, стиснув зубы. Ханаш, помогавший Аватеф, произнес:
— Снаружи гнев нарастает как смерч.
— Что говорят о взрыве? — спросил Арафа с перекошенным от боли лицом.
— Те, кто гнался за тобой, много рассказывают, но им никто не верит. Они так напуганы ранами на лицах и шеях твоих преследователей! Рассказ о взрыве вызывает едва ли не больший интерес, чем смерть Саадаллы!
— Главный надсмотрщик убит. Завтра остальные будут драться друг с другом за его звание! — сказал Арафа.
Он посмотрел на жену, которая заботливо перевязывала ему рану, и нежно сказал:
— Время надсмотрщиков скоро закончится. И прежде всего будет наказан убийца твоего отца!
Аватеф ничего не ответила. Глаза Ханаша наполнились тревогой. От боли Арафа опустил голову ему на руки.
