Она ответила раздраженно:
— Ты сомневаешься в этом?
— Правда глаза колет!
— Я уверена, что права.
Я презрительно сказал:
— Даже Тарик! Я не представлял, что ты настолько распутна.
— Избавь меня от своих грязных догадок.
— Если бы не ложь, мы не заработали бы и сотой доли того, что имеем!
— Откровенно говоря, он изобразил тебя лучше, чем ты есть на самом деле, а это значит, что, прежде всего, он подошел к делу с фантазией…
Я рассмеялся еще громче. Она закричала:
— Тебя услышат возвращающиеся с утренней молитвы!
— А что здесь такого? Чокнутый сын, который бросил нас за решетку.
— Как ты можешь требовать от других соблюдать приличия, если ты сам живешь только собственными прихотями?
— Он так изображал идеалиста, что у меня голова от него начала раскалываться.
Она сказала с напускным воодушевлением:
— Он чудесный мальчик! Выдающийся драматург… мой сынок…
Я ответил с издевкой:
— Я восхищен его жестокостью!
— Когда он вернется, я уйду вместе с ним из этого проклятого дома!
Я продолжил дурачиться:
— Каждая комната здесь говорит нам о его славе…
На этих словах она покинула меня, и я остался один греть руки над печкой. Конечно, я был бы рад узнать побольше о своем отце. Был ли он одним из этих лицемеров? Он рано умер, и мать опустилась. Я рос как бесенок. Что до тебя, Аббас, то ты — темная лошадка! Как же скучно… Я словно черт, запертый на замок, который не может придумать способа вырваться на свободу…
Пьеса привлекла всеобщее внимание и снискала любовь публики. Я ожидал, что автор вернется, хотя бы с новой пьесой. Надеялся, что успех избавит меня от рутины. Время от времени я наведывался в театр, чтобы разузнать новости о нем. И однажды утром, когда я переступил порог, дядюшка Ахмед Бургуль бросился ко мне и провел меня в пустующий буфет. Его печальный взгляд встревожил меня — в нем я увидел дурное предзнаменование. Он сказал:
— Карам… Я уже собирался к тебе…
Я спросил его:
— Что? Что случилось?
— Аббас…
— Что с ним? Выкладывай, что у тебя, дядя Ахмед!
— Он исчез из пансиона, в котором остановился в Хелуане, и оставил странное письмо…
— Какое письмо? Рассказывай!
— Он написал, что хочет свести счеты с жизнью…
Мое сердце на мгновение куда-то ухнуло. Но вот оно снова забилось, как все людские сердца, охваченные ужасом. Мы молча обменялись взглядами. Я спросил:
— Нашли?
Он печально ответил:
— Нет… поиски не окончены…
Я бормотал, не в силах собраться:
— Ох… быть может… кто знает… Но он бы не писал письмо, если бы…
Дядюшка Ахмед произнес так, словно дело было решенным:
— Господь упокоит…
— Я должен поехать в Хелуан.
— Тебя опередил Сархан аль-Хиляли.
Напрасная и тяжелая поездка. Ничего, кроме письма. А что касается Аббаса, то он пропал. Появился и снова исчез. Самоубийство подтвердится, если только найдут его труп. Но зачем же писать что-либо на бумаге, если на самом деле не принял твердого решения уйти из жизни?
Аль-Хиляли спросил:
— Если он и вправду хотел покончить с собой, почему не сделал это прямо в комнате?
— Сомневаешься в его искренности?
— Да…
Таков был его ответ.
Я вернулся в старый дом вечером и не обнаружил Халимы. Я догадался, что она пошла в театр, выяснить, почему я задержался. Закрыв пустую лавку, я сел в зале, ожидая. Через мучительный час она вернулась с глазами, полными безумия. Доли секунды мы обменивались взглядами, потом она закричала:
— Нет! Если бы он захотел покончить с собой, он бы это сделал, слышишь… Но он не может так поступить с собой!
Она рухнула на диван и разрыдалась, хлеща себя по щекам…
Халима аль-Кабш
Я рождаюсь заново. Из каменного мешка — на земную поверхность. Передо мной возникает лицо Аббаса, я обнимаю его обеими руками, от стыда и позора прячу свою голову у него на груди. Я прошептала:
— Какую боль мы причинили тебе, лучше бы Господь совсем избавил тебя от нас…
Он ответил с нежностью:
— Мне причиняют боль только твои слова.
Я расплакалась, а он сказал:
— Сейчас мы должны быть благодарны. Давайте подумаем о будущем.
Я проговорила сдавленным голосом:
— Единственный мой сынок… Господь послал тебе испытание, отобрав жену и сына… Да и мы тебя не пожалели…
— Что было, то прошло…
С отцом он почти и словом не обмолвился. Как в былые времена нас собрала зала старого дома. Аббас заговорил:
— Прошу вас, не возвращайтесь к воспоминаниям прошлого.
Помолчал, потом добавил:
— Я тут думал кое о чем… Не хочет ли отец вернуться на прежнюю работу в театр?
Карам сказал:
— Нет, конечно. Черт их побери.
— Я хочу сделать из дома лавку, мы можем продать часть мебели и установить в доме жаровню. Торговать легко и прибыльно… Что вы об этом думаете?
Я сказала с благодарностью:
— Как скажешь, так и будет, сынок. Я молю Господа скоро о тебе услышать.
— Да поможет Господь. Я чувствую, что близок к успеху.
Я просила Бога помочь ему, пока однажды он не сказал нам, переводя взгляд с одного на другого:
