– Уволилась две недели назад, – весело сообщила она, – сделала себе подарок на Новый год.
– И? – то ли икнула, то ли спросила Люба, а после затянувшейся паузы добавила: – Что будешь делать?
– Как что, – Инна опешила: кто угодно мог задать этот вопрос, но только не редактор, заключивший с ней же контракт, – писать!
– А деньги?
– Пока обойдусь гонорарами, дальше посмотрим.
В трубке повисла мертвая тишина. Инна ждала, когда Люба хоть что-нибудь скажет, и в итоге не выдержала.
– Что случилось, ты можешь сказать?
– Я думала… хотела, – мямлила она, – в общем, я тебе второго числа позвоню. Праздник сегодня!
– Говори, – не своим голосом потребовала Инна.
– В общем, Инусик, ты только не расстраивайся. Это все временно, ситуация рано или поздно изменится. Просто пока… сейчас, – она замолчала, а потом решилась, – мы не можем тебя издать.
Инна ничего не ответила: не могла заставить губы пошевелиться.
– Распоряжение главного редактора. Не та финансовая ситуация. Падающий рынок. Прости, силы свои мы не рассчитали.
– Не понимаю…
– Ты ни при чем, – поторопилась заверить Люба, – ты молодец! После правок романы великолепны: не оторваться. Еще станешь как Джоан Роулинг, главное, не прекращай писать.
– Спасибо…
– Я не хотела говорить тебе до Нового года, – в голосе подруги звучала мука, – думала, потом, после праздников.
– Правильно, что сказала. Все нормально, – бормотала Маковецкая как автомат, – не думай обо мне. Хорошего Нового года! Счастья, здоровья, любви!
Инна попрощалась и нажала отбой, почувствовав, как ком в горле душит ее. Древней старухой прошаркала в ванную комнату, открыла кран с холодной водой и подставила под струю руки. Она прикладывала ледяную ладонь к пылающему лбу, блокируя слезы, и бормотала: «Все кончено».
Ей стало душно в квартире, она кое-как оделась, захлопнула за собой дверь и вышла на улицу. Встала, ошалевшая, посреди праздничного безумства. Всюду взрывались петарды, бабахали фейерверки, искрились бенгальские огни. Не понимая, что делает, не разбирая дороги, она поплелась к метро.
Пустые вагоны, пересадки, гулкие переходы. Только здесь, под землей, она сумела спрятаться от орущей в восторге толпы и пугающих взрывов. Плутая по вагонам и лестницам подземелья – не могла остановиться и присесть даже на секунду, – она вдруг очутилась на станции Игоря. Огляделась изумленно и стала подниматься по эскалатору вверх.
Она знала наверняка, что он дома: на Новый год всегда ждал приезда бывшей жены с сыном. Готовился заранее, покупал подарки, заказывал шикарный стол из модного ресторана. Но Алла, со свойственной ей капризностью и сменами настроения, поступала как заблагорассудится. Если с личной жизнью на текущий момент все было хорошо, она не торопилась тащить сына в Россию, к бывшему мужу. Встречала Новый год в своем шикарном доме на Майами. Или еще где-то – мало ли на свете прекрасных мест. Но чтобы обеспечить себе запасной аэродром на новогодние праздники, Игоря она ни о чем заранее не предупреждала. Он каждый год готовился к приезду семьи и ничего больше не планировал.
Инна знала о сыне Игоря очень немного и лишь с его слов: хороший мальчик, шестнадцать лет, прекрасно учится в колледже. Понимая, какой болезненной темой стала для него разлука с ребенком, она никогда не задавала лишних вопросов и даже старалась, хотя это было сложнее всего, не заводить разговоров о Саше. Да, есть дочь. Хорошая девочка. Пятнадцать лет. Вот и все. Понимала, что если он захочет, то обо всем расспросит сам, а если нет – навязывать свою жизнь или влезать на его территорию нетактично. Да и не хотела она торопить события. Вот Сашка повзрослеет, заживет своей жизнью, может быть, и Игорь к тому времени решит что-нибудь изменить.
Дойдя до подъезда Варшавского, Инна набрала номер квартиры на домофоне. Дверь моментально открылась: ни гудков, ни вопросов. Словно хозяин сидел у порога и ждал.
Дрожа от холода и страха, она вызвала лифт. Поднялась на пятнадцатый этаж и остановилась в нерешительности напротив двери, которая была знакома ей до мельчайших деталей. Инна смотрела на узоры дерева, на причудливую ручку, эскиз которой набросал сам Игорь, и не решалась позвонить. Перед ее глазами ручка сама дернулась, поползла вниз, и дверь распахнулась.
– Ты?! – выскочив в коридор навстречу гостям, он в изумлении остановился.
Инна молча, словно винясь перед ним, опустила голову.
– Я не ждал тебя, – произнес он сурово.
– Знаю, – Инна заметила, как нервно он взглянул на часы, – можно войти?
– С минуты на минуту, – Игорь загородил собой проход в квартиру, – приедут Алла с Ваней. Я не видел сына два месяца.
Инна молчала, глядя на него блестящими глазами из-под мокрых от растаявших снежинок ресниц. Она смотрела, наслаждалась знакомыми волнами черных волос, любимыми глазами, которые темнели подобно грозовому небу, когда он расстраивался или злился. Она хотела сказать, как сильно любит его, как скучала, но произнесла с улыбкой, от которой при виде него не могла избавиться, только одно:
– Мне некуда идти.
– Инна! – он укоризненно покачал головой.
– Честно, – призналась она, – я захлопнула дома ключ. Сашенька встречает Новый год у подруги.
Он молча отодвинулся, пропуская ее в квартиру. Проходя мимо, Инна едва удержалась от того, чтобы не броситься ему на шею, разрыдаться и рассказать все о своих несчастьях и мучительной любви. Но она давным-давно дала себе слово не влиять на ход событий ни явным, ни тайным способом. Выбор должен сделать мужчина, иначе баланс этого мира снова нарушится.
– Я позвоню в отель, – он захлопнул дверь, – забронирую номер и закажу для тебя такси.
Сердце Инны отозвалось острой болью на эти слова: Игорь хотел избавиться от нее как можно быстрее, любой ценой.
– Тебе нельзя встречаться с Аллой, – чуть мягче произнес он, – будет скандал.
Инна стояла у порога, как бедная родственница, пока Игорь искал нужные номера в Интернете. Ошибаясь и недовольно бормоча, мужчина возился слишком долго: телефон не выдержал ожидания. Зазвонил сам.
– Да! – с интонацией солдата на плацу выпалил в трубку Игорь.
Инна слышала едва доносившийся до нее женский щебет, улавливала разнообразие интонаций – голос то взлетал подобно сопрано, то гудел альтом.
– Да, дорогая, – повторил Игорь, но уже настороженно.
Потом он долго слушал, поддерживая рукой поникшую голову и упершись локтем в колено. Глаза его стали черными, но он не позволял себе и слова возражения.
– Ясно, – наконец произнес он, – буду ждать на Рождество.
И отнял от щеки трубку. Белки его глаз покраснели, зрачки налились металлом. Он долго молчал, обдумывая услышанное. Потом поднял глаза на Инну.
– Оставайся, – кивнул он в сторону праздничного стола, – один я все это не съем.
И она осталась. Весь вечер, всю ночь на ее языке вертелась только одна фраза, но вместо того, чтобы произнести ее вслух, она молола разную чепуху. Говорила не то, не о том. Вместо признаний в любви жаловалась на одиночество. Вместо слов «я скучаю по тебе» произносила идиотское «у меня началась депрессия».
Он слушал бессвязный лепет и смотрел на нее недоверчиво – Инне показалось, взвешивал все «против» и «за». Но после бутылки коньяка, которую они допили одновременно с боем курантов, сомнения улетучились: он заговорил.
– Я звонил тебе много раз.
– Телефон потеряла, – улыбнулась она: было приятно услышать, что все это время он помнил о ней.
