прохладно как-то. И тут же заметил, что изо рта идет пар…
Это было уже слишком. Быстро одеваясь, я думал о том, что с этой чертовой находкой надо непременно что-то делать. Для начала хотя бы вынести ее на балкон. С другой стороны, когда начнется жара, иметь такую вещь даже полезно…
Шутка меня не вдохновила — я понимал, что происходит что-то непонятное и оттого пугающее. Одевшись, сунул ноги в тапочки и направился в гостиную. Вошел в нее — и замер.
Того, что я увидел, просто не могло быть. Сон, фантасмагория — я ошеломленно взирал на изуродованную комнату, не понимая, как все это могло произойти.
Здесь было на что посмотреть. Гладкий некогда бетон стен пошел волнами, покрылся потеками и странными синеватыми жилами, напоминающими вены на старческой руке. Обои при этом не отстали — скорее, они просто приняли участие в происшедших со стенами метаморфозах. Книжный шкаф тоже стал совсем другим — дерево было согнуто, покорежено неведомой силой. Или не покорежено — я с удивлением увидел на стенках шкафа странные текучие наросты. Стекла тоже выгнулись, потекли, в одном из них образовалось овальное, словно оплавленное, отверстие. Книги в шкафу набухли, сплавились друг с другом, с одной из полок свисал длинный белый бумажный потек. Стоявший на окне цветок — я каждый раз забывал его поливать — забрался по гардине к потолку и опутал добрую половину комнаты. Диван выгнулся и теперь напоминал странную кособокую лодку на четырех ножках. Музыкальный центр скалился открытыми деками, металлические сеточки динамиков сползли вниз и остановились у края полочки, словно боясь спускаться дальше.
Необычно выглядели и картины — дешевые репродукции советских времен, в комнате их было пять штук. Рамы трех пустили в стену корни, однако изображение осталось чистым и ярким. Две другие — напротив — затянулись чем-то похожим на мох, но рамы этих картин остались обычными рамами. Что касается телевизора, то он втянул в себя экран и теперь стоял, зияя вогнутым брюхом.
Паркетный пол в комнате покрылся странными пупырышками. Кое-где они лопнули: присмотревшись, я с удивлением понял, что дощечки паркета пустили побеги. У моих ног почки еще только набухали, но ближе к балконной двери — там, где было больше света, — некоторые ростки уже успели выбросить первые листочки.
Зрелище было просто кошмарное. И во всем, что здесь произошло, была виновата проклятая «пепельница» — в том, что это именно так, у меня не было ни малейших сомнений.
Чтобы добраться до серванта, пришлось идти по набухшим почкам и пробивающимся росткам, это было очень неприятно. Серванту тоже досталось — теперь это было странное сооружение из дерева и стекла в духе Сальвадора Дали. Кое-как открыв выгнувшуюся дверцу, я краем глаза взглянул на оплавившуюся хрустальную вазу, потом посмотрел на пепельницу.
Блюдо под ней завернулось, как шляпка старого перезревшего груздя, но сама чаша осталась прежней. За ночь она ничуть не нагрелась: подняв ее, я пошел к балконной двери, давя тапочками хрупкие ростки. Зря я оставил эту гадость в комнате — знал ведь, что с ней что-то нечисто. Теперь вот расплачиваюсь за свою глупость…
«Пепельницу» я спрятал в ящичек, закрыл его на обе защелки. Сунул в стоявший там же старый холодильник, служивший шкафом, захлопнул дверцу. Трясущейся рукой смахнул со лба капли пота — вот и жалуйся после этого на холод. После чего снова вернулся в гостиную.
Какое-то время я стоял, глядя на царящий в комнате хаос. Прикидывал, что теперь делать. Да, можно разобрать и вывезти на свалку мебель, заново прострогать пол, как-то подправить стены… Цепляясь за эти мысли, я пытался спрятаться от реальности, уйти от ответа на главный вопрос — что все это значит?
У меня уже не оставалось времени размышлять об этом — пора было на работу. Более того, хотелось поскорее уйти отсюда, оказаться на улице. Там, где нет всей этой чертовщины. Торопливо покинув гостиную, я быстро умылся, выпил стакан чаю.
Переоделся в пристойную одежду и не без облегчения покинул квартиру!
Разбитое стекло пока не заменили, хотя осколки подмели. Тело несчастного беглеца, естественно, увезли, пики забора и асфальт под ним были тщательно вымыты. Если не считать отсутствующего стекла, о вчерашнем происшествии больше ничего не напоминало.
Еще перед тем как подняться на второй этаж, я встретил Бориса. Поздоровался, мы поболтали пару минут. Борис сообщил, что вчера, минут через двадцать после происшествия, приехал наряд милиции, еще через четверть часа подкатили ребята из ФСБ. Опросили всех, кого могли, особенно интересовались седовласым мужчиной, который выдавал себя за их коллегу.
— Я даже ездил к ним в контору, — не без гордости сообщил он, — фотороботы составляли. Ты куда вчера делся?
— Да глянул на того мужика, что на заборе повис, и даже плохо стало. Работы не было, вот и пошел домой.
— Ты видел тех двух типов, что гонялись за ним?
Из его вопроса мне стало ясно, что о девушке в черном плаще он не имеет никакого представления.
— Нет, — покачал я головой. — Из моей каморки разве увидишь что. Ну ладно, я пошел…
Я ожидал, что ко мне могут заглянуть ребята из милиции или ФСБ, но никто из них меня так и не потревожил. Около одиннадцати пришли Галина и ее жених: из готовых колец им ничего не понравилось, поэтому пришлось открыть ноутбук и показать около сотни эскизов. Невеста несколько раз меняла свое решение, но в конце концов сделала-таки выбор. Мы договорились о сроках исполнения заказа и сумме оплаты. Жених, правда, немного поморщился, но торговаться не стал. И правильно, я бы и копейки не скинул. Все равно они нигде не найдут дешевле, а работать себе в убыток мне нет никакого интереса. Это ведь не купи-продай, здесь я руками работаю. А ручная работа всегда ценится. По крайней мере, должна цениться.
Галина и ее жених ушли, до обеда я принял еще пару заказов и отдал три выполненных, без четверти два закрыл мастерскую и, прихватив ноутбук, подался домой.
Пока я работал, мне удавалось не вспоминать о том, что творилось дома. Теперь я вынужден был думать о том, что делать с изуродованной комнатой. Да и не только с ней — шагая по тротуару, я думал о том, что в выходные придется ехать в Москву. У Паши много знакомых, да и вообще он парень толковый. Вместе помозгуем, как нам быть с этой штукой — отдать в какой-нибудь институт, а то и просто подкинуть кому-нибудь.
Что-то подсказывало мне: будет лучше, если моя причастность к этой истории останется неизвестной. Может, стоит вообще просто оставить эту чертову штуку где-нибудь на скамейке? Пусть тот, кто позарится на нее, с ней потом и возится.
Уже подходя к дому, я подумал о том, что эту «пепельницу», наверное, можно неплохо продать. Товар редкий, необычный, покупатель наверняка найдется. Только вот желания заниматься этим не было никакого — от того, что у меня появятся лишние деньги, в моей жизни все равно ничего не изменится. Может, даже хуже будет — сейчас хоть работа отвлекает от тяжелых дум, от воспоминаний…
О том, что происходит что-то неладное, я догадался еще за сотню метров до моего дома — у подъезда собрались люди, стояли машины. Вот одна из них тронулась с места, я разглядел на ней крупные буквы «ТV». Машина проехала мимо, мне даже пришлось посторониться, пропуская ее. Скорее всего, это ребята из местного телеканала. Более того, я догадывался, что они могли здесь снимать.
По спине пробежали мурашки, воображение сразу нарисовало картину: я забыл закрыть дверь, ко мне кто-то пришел. Увидел безобразие в гостиной, позвал людей…
Нарисованная картина была нереальной по очень простой причине: я совершенно точно знал, что запер дверь. Разве что «пепельница» успела натворить что-нибудь за то время, что лежала на балконе. Это все объясняло.
Подойдя ближе, я поздоровался с одним из знакомых мне жильцов, спросил, что случилось.
— Да у соседки твоей, Матвеевны, шкаф зацвел! — с готовностью пояснил сосед. — Сам видел: вот такие побеги! — Он раздвинул пальцы, показывая, какие большие ростки пустил шкаф. — Не увидел бы своими глазами, никогда бы не поверил!
Все встало на свои места. Квартира Веры Матвеевны как раз за стеной — той самой, у которой стоял
