Протей

– Возможно, и не существует. Это для вас, гоститель мой залётный. А для тех, кого вы имитируете? Для тех, облик с кого снимаете? Или сдираете? – Он стукнул ребром ладони себе по колену и сыпанул, как горох, вопросы: – А у прототипов не возникает проблем? На них это не отражается? Отвечать за сегодняшнюю фантасмагорию, измысленную вашими спецслужбами занебесными, – здесь отвечать, на грешной Земле, кому придётся? Старшему Инспектору Сената Шервинскому? Или, может быть, его уже нет и в живых? Молчите? Значит, вам абсолютно безра-а-а-а… – От сильнейшего волнения мой собеседник начал заикаться.

Пришлось высветить в бассейне светло-голубое прозрачное яйцо, в центре которого блаженно покоился, будто несомый тихоструйными зефирами, Святослав Шервинский. Глаза его были открыты, и улыбка сладострастия чуть растягивала бледные тонкие губы. Тысячи зелёных гибких водорослей вырастали из розового тела, наслаждавшегося забытьём, и пропадали за гранью высвеченного объёма.

– Как видите, он жив, любезный Емельян, жив и даже сбросил путы тяготения, – сказал я. – Более того, могу предсказать: он будет жить чрезвычайно долго. По земным, как водится, меркам.

– Но эти присоски… они как змеи… – Узник содрогнулся от отвращения… – Что они высасывают из него? Кровь? Информацию?

– А если не высасывают, а кое-что вливают? – возвысил я голос. – Положим, вливают долголетие… капля за каплей… грядущие секунды, недели, десятилетия. И заметьте вот ещё что. Иллюзия в вашем бассейне – это сон Шервинского, вы наблюдаете сон как бы со стороны. Угодно ли знать, что сейчас происходит с прототипом на самом деле?

– Ещё как угодно, – дерзко ответствовал созерцатель чужого сна.

И высветилось.

Высветилось в бассейне Емельяну Иммануиловичу: средь небесных полей подобие дискомедузы, изяществом и благородством форм повторяющей мавзолеи восточных владык.

– Ба, да это смахивает на тот корабль, возле Юпитера! – радостно воскликнул он, указуя пальцем в бассейн, где дискомедуза величественно парила в окружении звёздных скоплений. – Только размерами поскромней, да и намного.

– Ошибаетесь. Размерами дискоид примерно с земную Луну.

Тем временем испещрённое огнями тело космомедузы начало заметно пульсировать, и с каждой волною пульсации картина Вселенной менялась. Емельян мог созерцать:

И «вертушку» Галактики из Гончих Псов,

И ужасающий вихреворот Туманности Андромеды,

И звёздный мост в мильоны лет световых, перекинутый между Галактиками в Рыбах,

И «Осу»,

И «Мышек»-игруний,

И «Антенн» диковинные усы,

И две оскаленные морды вампиров в Лебеде,

И Лиры дымящееся кольцо,

И Ориона туманность, где легче всего угадывалось лицо спящего монстра-циклопа,

И похожую на исполинского кондора взорвавшуюся Галактику М-32…

– Что ж это у вас, вроде тренажа для звездолётчиков? – осведомился вдруг Емельян, не отрывая глаз от бассейна.

– Думайте как вам угодно. Но перед вами – истина, явь. Именно в эту минуту Святослав Шервинский осуществляет свою заветную мечту: он странствует среди звёзд. Как истинно и то, что вы – единственный земной свидетель картины его странствий.

– Пусть так. Принимаю вашу оптическую игру. Но где же сам странник? Шервинский – где?

– Вот он! – И я подсветил серебристо-фиолетовым космомедузу.

– Внутри корабля?

– И внутри, и снаружи. Корабль – это и есть сам Шервинский. Превращённый в живой корабль размерами с земную Луну. Каким образом, поинтересуетесь? С помощью пранивеллы, дорогой мой исповедник «Протея». Пранивеллы, о чьих свойствах земляне, к счастью, не догадываются… О, не беспокойтесь за судьбу Шервинского. Ещё сегодня, двадцать шестого октября, он вернётся на родную планету – целым и невредимым. А за последствия нашей с вами беседы отвечать придётся не ему, счастливейшему из смертных.

Я выключил звёздное виденье. Мой собеседник долго ещё всматривался в глубину своего бассейна и молчал. Наконец, откашлявшись, он сказал:

– Реквизит у вас отменный. Теперь ответьте, если захотите, на главный вопрос: зачем преобразились именно в моего двойника?

– Чтобы остаться вместо вас здесь, в заточении. А вы сейчас же…

И опять он недослушал меня, перебил.

– И я смогу проникнуть к пульту? Вы и разрешение Председателя Сената подделали? Извините, я хотел выразиться, сымитировали.

Я ответил:

– К «Протею» проникнуть невозможно, даже с письменной санкцией Председателя. Председатель обязан устно подтвердить разрешение, причём в присутствии не менее двух третей членов Сената.

– Как же нам действовать? – спросил он с наивностью младенца.

– Как упомянутый вами граф Монте-Кристо, – улыбнулся я. – Мне надлежит напялить ваш балахон и остаться здесь. Вы облачаетесь в мою униформу, проходите силовой барьер, садитесь в элекар, спускаетесь до Кульджинского тракта и, достигнув Чилика, на втором километре после моста через реку сворачиваете в горы. Не беспокойтесь, программа в элекар заложена. В горах вас ждёт мой космозонд. Он доставит вас на наш корабль вместе с элекаром. Чтоб следов не оставалось.

– Однако вы решительно переоцениваете мои возможности, – сказал Емельян, чуть побледнев. – Единственный, кто мог бы помочь плазменно-биологическому «мозгу» вашего корабля – это академик Карамышев, Смерч, Див. Больше из землян никто… Может, обратиться всё-таки в Сенат?

– При чём здесь Сенат? – сказал я. – С вашей помощью наш «мозг» задействует «Протея», а «Протей» восстановит наш «звёздный код».

– Значит, и это он предусмотрел, – почему-то вздохнул Емельян. – Предположим, я соглашусь вам помочь. Но что станется с вами?

– Вы имеете в виду – с вами, Емельян Иммануилович? У вас, собственно, две возможности. Одна – возвратиться сюда, в этот пожизненно цветущий сад. Другая – останетесь, если понравится, у нас. В той же должности, Главным оператором, у нас все операторы – Главные.

– Без возврата на Землю? – спросил он.

– И без сохранения земного облика, – ответил я. – Но зато практическое бессмертие. Если не случится когда-либо катастрофы на уровне гибели звезды. Такая вероятность примерно нулевая… Надеюсь, обойдёмся без рекламных картинок в недрах вашего бассейна.

– Практическое бессмертие – в таком вот обличье… – Он опять приблизил ладонь к ячейкам моей груди и наблюдал, как вихри гуляют на тыльной стороне его длинной ладони.

– Не обязательно именно в таком, – мягко сказал я, снимая куртку униформы. – Я уже говорил: для нас, космопротидов, проблемы подобия не существует в принципе. Как и фактора времени. Для лучших из вас, оно – неутихающий ветер. Для всех нас, время – былинка, миндаль, сломанная ветка, горное озеро, астероид, живые облака Галактики, даже воспоминание о них, даже пранивелла, когда-нибудь вы узнаете и о ней, Емельян, во всех подробностях.

Он тоже начал стягивать свой зелёный земной балахон, но, перед тем как протянуть руку к моей куртке, спросил:

– Если я соглашусь… то есть я уже, конечно, согласился… то не захотите ли вы вероломно всех землян сделать такими? – И он ткнул указательным пальцем по направлению моей груди.

– Слишком большая честь для мгновенно живущих, – отрезал я. – Вы же не прививаете бабочкам-