Они удалились втроём к забору.
Все, затаив дыхание, прислушивались к разговору. Долетали только какие-то непонятные обрывки фраз:
— За Перцуленко, значит… когда выйдем на поле… А потом… понял? На днях тренировка… Всё?..
— Значит, договорились? — подытожил Босс.
— Нет, ещё не договорились!.. — ответил Ларионов. — Надо подумать!..
— Думай, время есть… Да, у кого тренируешься? — спросил Босс.
— У Денисенко Петра Сергеевича.
— У него ни одного чемпиона мира не было, — категорично сказал Босс. — Я тебя устрою знаешь к кому?.. Узнаешь, к кому, если… Понял?.. Ну, думай!
Ларионов вернулся к ребятам.
— Ну, Ларионов! — продолжали восторгаться они. — Рекорды, как блины, печёт! Не прыжок, а аж два во! И главное, без разминки!
А Босс в это время тихонько расспрашивал Гуся:
— Майки продал?
— Нет, — неохотно признался Гусь.
— А икону принёс? — нахмурился Босс.
— Нет, — буркнул Гусь.
— Почему? — процедил Босс.
— Потому, что завязал, — отвернулся Гусь.
— Что завязал?! — вскипел Босс.
— До конца олимпийских игр всё завязал, — вздохнул Гусь.
— При чём здесь игры?
— Греки завязывали, и я завязал…
— Ничего не понимаю, какие греки? — оторопел Босс.
— Древние… Вроде нас с тобой. Завязал: не пить, не курить, не драться, не ругаться, иконами не торговать с самого начала игр и до конца… Расписку дал… красными, как кровь, чернилами. — Гусь напыжился: — А если Гусь дал слово, Гусь умрёт, но сдержит его…
Босс вынул из кармана блокнот и ручку, что-то написал и вырвал листок.
— Это что? — взял листок Гусь.
— Моя расписка: если не продашь майки — переломаю ноги… И подпись.
Валентина Сергеевна продолжала приглядываться к Ларионову.
— Что-нибудь… не так? — спросил он, заметив её изучающий взгляд.
— Вы Ларионов? — спросила она.
— Я Ларионов! — улыбнулся Вениамин…
— Я с Мосфильма, — деловито сказала она. — Мы снимаем спортивный фильм 'Место чемпиона всегда вакантно'. Мы хотели бы попробовать вас на роль. Вот телефон, послезавтра позвоните и приходите на пробу. Ребята, вас я тоже приглашаю, нам нужен не только герой, но и массовка. — Она вынула из портфеля папку. — Вот, почитай сценарий.
— А её ещё кто подстроил? — прошептала Елена Надежде.
— Но знаю, может быть, жизнь? — глубокомысленно изрекла подруга.
— А это не чересчур? — забеспокоилась Елена. — Ларионов и в документальном, и в художественном… Я боюсь, как бы Ларионов совсем не зазнался. Зазнается — и не признает своих ошибок, и от звёздной болезни не излечится.
— Не снимет Гиви, снимут другие! — язвительно сказал Гусь Мебуке. — Убери свой самострел, сейчас сюда кинопушку привезут.
Вадим Масюков тут же привязался к Валентине Сергеевне.
— А вам разве всё равно, кого снимать в фильме?
— В каком смысле? — спросила она.
— Вы пригласили попробоваться на роль Ларионова, а он у нас тип уже довольно аморальный, хоть и в газетах его снимают.
— Аморальный? Это в каком смысле? — повторила Валентина Сергеевна.
— Зазнался. Девушку у своего друга отбил. Режим нарушал. С дурной компанией якшается. Говорят, что даже за чужую команду собирается под чужой фамилией выступать! — горячо рассказывал Вадим.
— Что вы говорите? — ахнула она. — Вот бы не подумала никогда. С виду такой симпатичный и обаятельный парень. А вы ему говорили, что это нехорошо?
— Ему? Не говорил. А что? — сделал невинные глаза Вадим.
— А то, что иногда, характеризуя другого человека, человек характеризует самого себя… Но вы к нам обязательно приходите, у нас в сценарии есть роль и для вас. Нехорошо завидовать товарищу. До свидания!
— До скорого, — поклонился Вадим.
— Ну что, надумал? — Босс вновь похлопал Ларионова по плечу.
— Думаю, — коротко сказал Вениамин.
— Ну, думай, думай. — Босс вразвалочку пошёл со двора.
— Ну, что? — спросила Елена Вадима, который краем уха подслушал их прощальный разговор.
— Не согласился. Сказал: думаю, — ответил Вадим.
— Не согласился! Не согласился! — захлопала в ладоши Елена.
— Но и не отказался! Не отказался!.. — заметила Надежда.
… А страсти между тем накалялись.
— Не понимаю, что тебе здесь непонятно? — доказывал Вите Леонид. — Слушали: чтобы Ларионову не заржаветь, когда он станет чемпионом мира по прыжкам в высоту. Постановили: заржаветь Ларионову сейчас, только ты об этом никому. А мы, значит, все должны сделать всё, чтобы он заржавел. Тебя он, в частности, должен отбить у меня…
— Ой, как вы всё это здорово придумали! Этому Ларионову давно пора в кого-нибудь влюбиться, а то ходит, воображает, кроме спорта, ни о чём не думает, на девчонок ноль внимания. А ещё что он должен сделать?! — понизила она голос.
— Поживёшь — увидишь… — Леонид снял очки, задумчиво протёр их. — М-да… но вообще-то я думал, что ты откажешься, а ты восторгаешься… Была у меня такая надежда, — безнадёжно сказал он.
— Ты, лучший его друг, голосовал за это, а я, по-твоему, должна отказываться? — строго взглянула на него Левская.
— Не мог же я ставить свои личные интересы выше общественных… — слабо защищался Леонид. — И потом… это ж всё должно пойти ему на пользу.
— Значит, ты не можешь, а я могу? В конце концов, насколько я понимаю — это общественное поручение? — по-деловому спросила она.
— Ну вроде, как бы… — замялся он.
— Я с удовольствием берусь его выполнить. С чего начнём? вздёрнула носик Левская.
Лена и Надежда одобрительно смотрели на них издали.
— Всё по плану. Кажется, клюёт, — сказала Елена. — Записку она должна написать, записку!
— И свидание назначить, — вторила ей Надежда.
— Ну, записку ты должна написать… и… это… как его… назначить свидание… — уныло сказал Леонид Вите.
— Ой, как страшно интересно!.. И страшно!.. И интересно!.. Я никогда никому не писала записок, — призналась она.
— Зато тебе все пишут и пишут… — промямлил он.
— Я не виновата, что в меня влюбляются мальчишки… Кстати, тебе это должно быть приятно, — безжалостно сказала она.
Леонид совсем впал в уныние.
— Вообще-то приятно, но… Ты знаешь, Вита, нас прошлом году тренер водил на оперу 'Иван
