– Работал.
– Не знаю… Значит, нет… Вы коммунист?
– Коммунист.
– Так какое же вы имеете право расхолаживать коллектив, проникнутый готовностью к пуску? – Голос Торбина был еще тих, но мало-помалу обретал металлический оттенок. – Какого черта?! – вдруг рявкнул он. – Кого вы пугаете?! Вы не туда попали, товарищ Палин. Грязью вы тут никого не испугаете!..
– Знаю. Но тем более…
– Ничего вы не знаете! – Глаза Торбина метали молнии. – Я запрещаю, слышите, запрещаю вам деморализовывать персонал! Вы меня поняли?!
– Вполне.
– Как коммунист вы должны знать, сколь важен стране ваш миллион. И я требую от вас… – Торбин постучал указательным пальцем по столу. – …Требую от вас дисциплины и полной отдачи сил… – Начальник главного управления быстро и пытливо посмотрел на Палина, будто пытаясь понять, сколь серьезны его намерения стоять на своем.
– И тем не менее, – сказал Палин, – мы, атомщики, несем ответственность перед людьми, перед Природой…
– Ну и никто тебе не запрещает. Неси, ради бога, но пускай станцию. Все… – Торбин пристукнул ладонью по столу. – За работу! Прошу остаться директора, главного инженера и его замов…
«Каков циник… – подумал Палин и усмехнулся. – Ладно, поживем, увидим».
4
Позвонил Абдулхаков. Кричит, запыхался, голос гортанный. Говорит: вскрыли все три главных циркуляционных насоса. Сильно парит. По аэрозолям три нормы, работают в «лепестках». Выемные части насосов спустили в транспортный коридор, и Пряхин дал команду везти их без дезактивации в блок вспомогательных цехов. Я, говорит, ругаюсь, запрещаю… Пусть поднимает назад в насосный зал, дезактивирует смесью лимонной и щавелевой кислот. А он говорит: «Я тебе сейчас клизму из лимонной кислоты сделаю…»
Палин позвонил в будку военизированной охраны. Приказал не открывать ворота транспортного коридора. Через некоторое время звонок от Пряхина. Матерится. Говорит, что в мастерской блока вспомогательных цехов есть контейнеры. Насосы спрячут в контейнеры и отправят на завод для ремонта. Ты, говорит, Палин, не пуп, а работу стопоришь. Смотри, морду намылим сообща.
– Мыль! – крикнул ему Палин. – На гидравлической части насоса семьсот пятьдесят тысяч «бета»! Ты что, в своем уме?!
– Умник! – огрызнулся Пряхин. – Шибко образованный стал… – И бросил трубку.
Позвонил Абдулхаков. Сказал, насосы поднимают в центральный зал. Будут мыть над шахтой ревизии.
«Подействовало…» – удовлетворенно подумал Палин.
Притащили со склада новые выемные части. Приступили к установке…
Звонок от Шаронкина:
– Владим Иваныч! Салютик, физкультпривет и наше вам! Довожу до сведения… Вопреки и супротив… Но ничего не могу сделать… С разрешения Алимова и при поддержке тяжелой артиллерии, то бишь Торбина, приступаю к гидровыгрузке ионообменных смол из фильтров байпасной очистки в те самые двадцатипятикубовые емкости… Ничего не могу сделать… Смола насытилась. Активность – невмоготу… Наше вам! Прошу дозиметриста… Срочно!..
У Палина сдавило в груди. Опалило гневом при мысли о Торбине.
«Но отвечаю я… Сброс радиоактивных смол на узел десорбирующих растворов превратит в нерабочие сразу три больших помещения и очень людный коридор на отметке минус пять и восемь… Но… Пока делать нечего… Пойдет Проклов. Матрос с атомной подлодки. Служил в реакторном отсеке. Трюмный. Очень основателен. Сказал, никуда теперь не пойдет. На атомном деле и подохну, говорит… Последний анализ – кровь в норме…»
Вызвал Проклова. Приказ:
– Оформить допуск. Организовать саншлюзы – противни с мешковиной и контактом Петрова. Знаки радиационной опасности. Обход радиоактивно опасных помещений. Производство работ только по бланку переключений, подписанному начальником смены АЭС и Шаронкиным…
Проклов ушел. Палин подумал, что здесь можно пока быть спокойным.
Позвонил на блочный щит управления. Там уже начали подъем мощности. Пока на естественной циркуляции и до десяти процентов от номинала. Замначсмены говорит, что Алимов и Торбин почти непрерывно на проводе. Торопят. Работы по главным циркуляционным насосам будут завершены к утру. Будут ждать насосы на режиме естественной циркуляции.
Палин пошел в обход по электростанции. Через коридор деаэраторной этажерки прошел в машзал. Кругом полно народу. Особенно на отметке дистанционных приводов арматуры. Эксплуатационники вручную крутят задвижки. Выставляют в исходное положение. Кое-где есть маховики. Но в основном крутят гаечными ключами, нарощенными газовой трубой. Лица красные, потные.
Крутят давно. Крутить еще долго, не менее трех часов…
В машзале прохладно. Пахнет холодным железом и пластикатом. Еще сыростью. Несет с низовых отметок. Слышен лязг железа.
Спустился на нулевую отметку в бокс конденсатоочистки. Завершают загрузку в фильтры ионообменных смол. Загружают прямо через люки, индивидуально в каждый фильтр. Гидрозагрузка не отлажена. В боксе холодно. На желтом пластикатовом полу лужи черной воды. Эксплуатационники тащат мешки смолы на плечах. Слышен мат. Туда-сюда носится Шаронкин.
