– Сто человек достаточно? – строго спросил министр и, не дожидаясь ответа, приказал: – Получишь людей, и завтра, к десяти ноль-ноль, плутоний, или, как ты говоришь, «продукт», должен уйти на бомбовый блок.
– Но ведь непосредственный контакт с продуктом… в некотором роде… – начал было начальник завода, но спохватился: – Слушаюсь, Лаврентий Павлович!
Потом прибыли те сто человек. Отлично экипированы. Во всем облике их – готовность исполнять приказ. Командовал ими краснолицый маленький бодрячок, своими ухватками чем-то напомнивший Палину Мустафу из кинофильма «Путевка в жизнь». Глаза серые, натужные, властные…
Блочки плутония в контейнере, поднятые в транспортный коридор грузовым лифтом из очень глубокой, заполненной водой шахты, люди загружали в мешки, увязывали их и один за другим, с мешками на плечах бежали к машинам.
Тут же усиленный конвой, немецкие овчарки. Плутоний ушел в срок…
Даешь первую атомную бомбу!
Палин очень четко представил молодого распорядителя, стоявшего у ворот транспортного коридора. Он чуть перегнулся в поясе и делал отмашку рукой. Хрипло выкрикивал простуженным голосом:
– Пятнадцать! Шешнадцать! Семнадцать!.. Поднажнем, орлы!.. Восемнадцать!..
Вечером того же дня всех доставили в медсанчасть. Многократные рвоты, понос, потеря сознания… Сильнейшие радиационные ожоги спины у всех, чудовищные отеки…
Берия сурово произнес, узнав о случившемся:
– Плутоний ушел… Они випольнили свой долг… Ми в бою, товарищи… Идет битва не на жизнь, на смерть… А вы, – обратился он к начальнику завода и к научному руководителю проблемы, – навэдите у себе парадок, привлекайте науку, мобилизуйте все силы. Государство не жалеет денег…
Курчатов и все присутствующие подавленно молчали…
Через семьдесят пять часов все сто человек погибли.
Развернулись интенсивные работы по радиационной защите персонала установок. Но двигались вперед ощупью. Замучили частые аварии с расплавлением урановых блочков и закозлением (закупоркой) технологических каналов атомных реакторов. Блочки урана в процессе ядерного деления «пухли», перекрывая проход охлаждающей воде. Далее следовал пережог оболочек и выход долгоживущих радионуклидов в воду… А в первый период и оболочек-то у блочков не было… Активные зоны охлаждали речной и озерной водой напроток…
Озеро Ильяш… Речка Соуши… Впадает в озеро Тихое, связанное с целой системой рек и озер…
Через несколько лет научились измерять радиоактивность воды, охлаждающей атомные активные зоны. Волосы дыбом…
На линиях выхода воды из реакторов установили фильтры. Эффект оказался невелик.
Еще через несколько лет замкнули контура охлаждения. Теплосъемы с активных зон бросили на турбинные «хвосты», которые пристроили в отдельных зданиях за пределами колючей проволоки, вне территории атомных заводов…
И всюду первым был Курчатов.
Тяжкую ношу взвалил он тогда на себя… Да! Но и познал радость победы. В момент атомного взрыва лицо его сияло счастьем. Но лишь миг… Итог труда. Он оправдал надежду Родины…
Но с великой силой пришла и великая ответственность. И тогда уже Бороду волновал не столько блестящий результат неслыханного напряжения сил, сколько мысль: принесет ли советский атомный взрыв желаемый психологический эффект? Заставит ли Соединенные Штаты задуматься над возможными последствиями применения атомного оружия? И заставит ли отказаться от него во имя будущего человечества?.. Ведь обе страны стояли тогда у истоков ядерной гонки, развитие которой можно было приостановить еще в зародыше…
«Не заставил… – горестно подумал Палин. – Но блокировал. Удержал…»
А какой ценой далась победа! В горячке штурма все казалось оправданным: и пренебрежение опасностью облучения, и внезапные смерти товарищей, падавших на ходу…
И сам Борода… Разве он жалел себя?
Уже значительно позже, узнав малоизвестные факты его биографии, Палин понял: Курчатов всегда был таким!..
Но что же это было? Непостижимая дерзость, смелость, уверенность или самоистребление гения?.. Вот уж где результат стоял превыше всего! Что там жизнь!.. Только истина, открытие, дерзновенность и бесстрашие! В этом весь Курчатов…
Еще задолго до начала атомной эпопеи, работая с циклотроном в радиевом институте, Игорь Васильевич порою пугал сотрудников внезапными обмороками, которые сам называл «небольшими недоразумениями».
Была ли это усталость? Да… Но и отсутствие защиты от нейтронов и гамма-лучей сказывалось.
На всякий случай рядом с циклотроном соорудили поленницу из сырых березовых дров. В них вода, водород, который тормозит нейтроны, захватывает их… Так и работали потом, управляя циклотроном из-за поленницы сырых дров, но зато без всяких недоразумений…
Вообще, Игорь Васильевич, казалось, жаждал личного контакта с нейтронами… Построив и запустив первый в Европе атомный реактор в монтажных мастерских на Ходынке, Курчатов доложил об успехе в Кремль.
Прибыли члены правительства.
– Чем вы докажете, что урановый котел работает? – спросили его.
