его законного правительства, для того и понадобились Вашингтону, чтобы оправдать наращивание прямого американского военного присутствия на Ближнем и Среднем Востоке, а также рекордную программу гонки вооружений. Двадцать два из тридцати трех разделов внешнеполитической части послания американского президента полностью или частично посвящены военным приготовлениям США и их союзников, а также планам возможных их действий с применением вооруженных сил в самых различных районах мира, и в первую очередь на Ближнем и Среднем Востоке. Объявив зону Персидского залива «жизненно важным районом для Соединенных Штатов» и их союзников, Дж. Картер в своем послании откровенно заявил, что страны этого региона лишены права самим распоряжаться природными богатствами. «Отказ поставить нефть нам или другим,— подчеркивается в послании,— поставил бы под угрозу нашу безопасность и вызвал бы еще более серьезный экономический кризис, чем великая депрессия 50 лет назад, причем это привело бы к радикальному изменению нашего образа жизни. В прошлом году мы начали расширять свои возможности переброски своих вооруженных сил в район Персидского залива и сейчас изучаем возможность более активного использования военных объектов в этом районе. Мы увеличили свое военно-морское присутствие в Индийском океане. Наши силы быстрого развертывания... можно было бы использовать в поддержку дружественных правительств в районе Персидского залива и Юго-Западной Азии, а также в других районах»[405].
Из этой тирады становится ясно, что ни одна нефтедобывающая страна не может без разрешения Вашингтона распоряжаться своей нефтью. Зато американские нефтяные монополии, судя по посланию, хотят сохранить за собой право диктата, который подкреплялся бы «силами вторжения», то есть стотысячным корпусом интервентов, подкрепленных всей мощью военно-морского флота и авиации США, готовых пустить в ход даже «тактическое» ядерное оружие. Все возможные варианты использования такого оружия были заранее, еще за два года до объявления «доктрины Картера», рассмотрены в докладе Пентагона, озаглавленном «Военные варианты в Персидском заливе», о котором в феврале 1980 года поведала газета «Нью-Йорк таймс»[406].
В этом докладе содержались рекомендации создать помимо «корпуса быстрого реагирования» также специальный контингент для экстренного восстановления ущерба, который может быть причинен нефтепромыслам в этом районе.
Таким образом, изложенная Картером и уточненная Пентагоном «новая стратегия» является выражением самого откровенного гегемонизма. В ней открыто изложены и «обосновываются» с цинизмом колонизаторов далеко не новые претензии американского империализма на роль мирового жандарма. В этом отношении «доктрина Картера» представляет собой не очень оригинальный гибрид прежних империалистических доктрин, которые безуспешно пытались проводить после второй мировой войны предшественники Картера. Почти каждый из них — Трумэн, затем Эйзенхауэр в соавторстве с Даллесом, а потом и Никсон в соавторстве с Киссинджером — тоже выдвигал доктрину с гегемонистскими претензиями.
По убеждению Дж. Вутена, официального биографа Дж. Картера, «он стал президентом именно потому, что страна была разочарована старой музыкой. Он (Картер) обещал новые песни». Но на пороге 80 -х годов из Белого дома прозвучала песня со старыми вариациями. Ее вернее было бы называть даже не песней, а попурри из старых мелодий, набивших оскомину в десятилетия «холодной войны».
«Возрождая «холодную войну»,— писал журнал «Ньюсуик»,— и применяя к Юго-Западной Азии доктрину военного сдерживания, президент Картер мнит себя наследником Гарри Трумэна». В самом деле, фактически «доктрина Картера» возвращает политику США к тому, чего тщетно домогался Трумэн, с той только разницей, что пресловутый 4-й пункт программы Трумэна об оказании американской «помощи» распространялся на отдельные страны выборочно и по просьбе их правительства, а в 80-х годах американская администрация хотела бы навязать «военное покровительство» США сразу, оптом, группе освободившихся государств, особенно нефтедобывающих стран Персидского залива, не дожидаясь от них никаких просьб и не спрашивая даже на то их согласия»[407].
Газета «Вашингтон пост», сравнивая «новую стратегию» Картера с доктриной Эйзенхауэра — Даллеса, писала, что «по мере того как все глубже в умы людей проникает смысл президентского послания «О положении страны», оно обретает форму не столько новой доктрины Картера, сколько возрожденной старой и отброшенной даллесовской доктрины «массированного возмездия», обанкротившейся потому, что она не вызывала к себе доверия»[408].
Сопоставляя отдельные фрагменты обеих доктрин, касающиеся Ближнего Востока, обозреватель «Нью-Йорк таймс» Дж. Рестон находит их почти адекватными. Вместе с тем, признавая, что «доктрину Картера» никак нельзя назвать «новой», Рестон отмечает, что она не представляет собой буквального повторения заявления Эйзенхауэра. Она не просто развивает его, но и идет гораздо дальше в части, касающейся экспансионистских устремлений и гегемонистских претензий США. Эйзенхауэр определял обязательства США «использовать вооруженные силы для оказания помощи любой стране или группе стран» только в том случае, если они попросят о таковой, и лишь под предлогом отражения «вооруженной агрессии со стороны государств, находящихся под контролем международного коммунизма». Картер же оговаривает себе такое право даже без обращения к США за помощью со стороны любого государства и не только в случае «вооруженной агрессии» против него, но и при «любой попытке какой-либо посторонней силы установить контроль над районом Персидского залива»[409].
В «доктрине Картера» намеренно не уточняется, что следует понимать под «попытками какой-либо посторонней силы установить контроль» в зоне Персидского залива и какими рамками ограничивается этот район, входящий в сферу «жизненно важных интересов США». Ясно, что цель таких расплывчатых и многозначительных формулировок — использовать любые политические события, касающиеся межгосударственных отношений или социальных перемен в этом регионе, для прямой вооруженной агрессии США.
Для того-то, очевидно, и понадобилось Картеру, как пишет Рестон, сделать «новое эффектное заявление», не заручившись даже предварительным согласием своих союзников и других государств этого региона быть соучастниками такой авантюристической и весьма рискованной политики Вашингтона. В противном случае не было бы нужды в появлении «доктрины Картера», тем более что «доктрина Эйзенхауэра», по убеждению Рестона, «все еще отражена в американском законодательстве» и, оказывается, до сих пор имеет юридическую силу (?!), хотя все были уверены, что она давно уже списана в архив и выброшена на свалку истории.
Администрация Картера не прочь, конечно, была бы включить в свою «новую стратегию» чисто неоколониалистские компоненты, позаимствовав их из «доктрины Никсона». Естественно, она тоже отдала бы предпочтение тому, чтобы за интересы США воевали американским оружием арабы против арабов, персы против персов или афганцы против афганцев. Однако в свете революционных потрясений в Иране, антиамериканских выступлений во многих мусульманских странах и усиливающейся изоляции в арабском мире режимов, которые вступили в открытый сговор с империализмом, больше приходится рассчитывать на свои собственные силы.
Менее чем через неделю после провозглашения «новой стратегии» Картер в беседе с группой редакторов американских газет признал, что для ее осуществления «Соединенным Штатам понадобится вся помощь, какую они только могут получить от своих друзей, старых и новых». Поэтому, как писал журнал «Ньюсуик», срочно и были направлены не только в Европу, но и на Ближний Восток, в район Персидского залива и в Африку высокопоставленные эмиссары американской администрации, дабы, по выражению журнала, нарастить «мясо» на «скелет» картеровской доктрины[410] .
Вместе с возрождением империалистической «дипломатии канонерок» встал вопрос и о возрождении с некоторыми коррективами стратегии «коллективного колониализма», составляющего стержень политики современного неоколониализма. Таким образом, провозглашение «новой» доктрины, как мы видим, вовсе не означало полного отказа от старых концепций.
Приспосабливаясь к новым условиям и учитывая постоянно изменяющееся не в пользу империализма соотношение сил на мировой арене, неоколониализм на каждом этапе делает особый акцент на тех или иных методах, используя вместе с тем весь арсенал приемов, выработанных империалистами в предшествовавшие периоды. Однако тот факт, что «доктрина Картера» отдает предпочтение прямым военным методам, а не косвенным (экономическим) формам воздействия на освободившиеся страны,
