стояла на коленях на полу гардеробной Габриэля и тянулась за шелковым шейным платком, который выскользнул из ее руки, когда колокольчик зазвонил снова. Резко подняв голову, она ударилась о полку шкафа над собой. Полка наклонилась, сверху на нее свалилась дюжина бобровых шляп.
Скинув их с себя, она пробормотала:
– Не представляю, зачем мужчине с одной головой нужно столько шляп.
Она появилась из душной гардеробной с мокрыми от пота волосами, прилипшими ко лбу, и с двумя шейными платками, которые она держала, словно пару ядовитых змей.
– Вы звонили, милорд? – прорычала она.
Несмотря на то, что солнечный свет, проникающий в окно, создавал над его взъерошенными волосами рафаэлевский нимб, испорченное шрамом лицо Габриэля больше соответствовало мрачному лицу принца–деспота, привыкшему к удовлетворению всех своих прихотей.
– Я просто хотел знать, куда вы ушли, – сказал он, его обвиняющий тон был еще более мрачен, чем обычно.
– Я загорала на пляже в Брайтоне, – ответила она. – Не думала, что вы будете по мне скучать.
– Есть какие–нибудь новости от моего отца или его врачей?
– Нет, я проверяла десять минут назад.
Его рот напрягся в молчаливом упреке. Они оба были в плохом настроении весь день. Несмотря на то, что она проспала целую ночь, Саманту все еще преследовали тот неуловимый эпизод сна и вероятность, что он мог узнать о ее глупой беспечности. Что, если он подумал, что она патетичная высушенная старая дева, жаждущая мужского прикосновения?
Отчаянно желая восстановить хоть какое–то подобие приличий между ними, она натянуто произнесла:
– Я провела в вашей гардеробной полдня, сортируя ваши шейные платки по тканям и длине, как вы приказали, милорд. Конечно, не может быть ничего более неотложного, чем это дело.
– Здесь очень жарко. – Габриэль прижал ко лбу тыльную сторону ладони. – Думаю, у меня может быть лихорадка. – Он сбросил одеяла, открывая бесстыдную длину своих мускулистых бедер. Саманта была благодарна, что этим утром он надел бриджи – даже если они были только до колена.
Не осознавая, что делает, она приложила к своему горлу один из его шейных платков.
– День не по сезону очень теплый. Возможно, если я открою окна …
Она уже была на полпути к окну, когда он остановил ее:
– Не беспокойтесь об этом. Вы же знаете, что аромат сирени щекочет мне нос и заставляет меня чихать. Упав на подушки, он повертел рукой, изобразив веер. – Возможно, вы могли бы обмахивать меня.
Саманта в шоке открыла рот.
– А я не должна буду в придачу кормить вас из руки виноградом?
– Если захотите. – Он дотянулся до колокольчика. – Мне попросить принести немного?
Саманта стиснула зубы.
– Почему бы вам не попробовать вместо этого немного прохладной воды? У вас есть немного, оставшейся с завтрака.
Бросив шейные платки на большое овальное зеркало в углу, Саманта налила в бокал воды из кувшина, что стоял на маленьком столике. Его толстая керамика была предназначена для того, чтобы ключевая вода долго оставалась прохладной. Приближаясь к кровати, она не могла отделаться от ощущения, что, если бы Габриэль не был слеп, он смотрел бы на нее так же подозрительно, как она смотрит на него.
– Вот, возьмите, – сказала она, вжимая бокал в его руку.
Он не стал обхватывать бокал пальцами.
– Почему бы вам не оказать мне честь? Я чувствую себя слишком утомленным. – Он вздохнул. – Я не слишком хорошо спал прошлой ночью. Мне снилось, что в соседней комнате рычит медвежонок. Это мешало мне больше всего.
Он откинулся на подушки, и открыл рот как птенец, ждущий червячка от своей матери. Саманта долго, пристально и молча смотрела на него, а затем перевернула бокал с водой. Поток холодной воды ударил в лицо Габриэля. Он подскочил, бормоча проклятья, и принял сидячее положение.
– Черт подери, женщина! Что вы пытаетесь сделать – утопить меня?
Саманта отступила от кровати и брякнула бокал на край стола.
– Утопление слишком мало для подобных вам. Вы отлично знаете, что вчера вечером в соседней комнате спал не медвежонок. Это была я! Как вы посмели меня так оскорбить!
Габриэль сморгнул воду с ресниц, выглядя одновременно оскорбленным и озадаченным.
– Я даже предположить не могу, о чем вы говорите.
– Вы сняли с меня очки!
Он недоверчиво фыркнул.
– Вы так говорите, как будто я снял с вас одежду!
Саманта схватилась за высокий воротник своего домашнего темно–зеленого платья.
– Откуда мне знать, что вы этого не делали?
Молчание, осязаемое больше, чем нагретый воздух, наступило в комнате. И его хрипловатый голос вошел на низкую и опасную территорию.
– Если бы я снял с вас одежду, мисс Викершем, я могу заверить, ради этого стоило бы проснуться. – И прежде, чем Саманта смогла решить, является ли это хвастовство обещанием или угрозой, он продолжил. – Все, что я сделал, это снял с вас очки и покрыл одеялом. Я просто хотел, чтобы вам было комфортнее.
К ее изумлению, на его щеках вспыхнул виноватый румянец. Она и не думала, что мужчина его типа способен краснеть. Ложь и полуправда должны были легко сходить с такого хорошо подвешенного языка, как у него.
Он откинулся назад и устроился поудобнее среди одеял, выражение его лица было еще более властным, чем когда–либо.
– А сейчас, когда вы закончили с моей импровизированной ванной, не вы могли бы подать мне полотенце?..
Саманта скрестила руки на груди.
– Сами возьмите.
Габриэль выгнул золотистую бровь, натягивая шрам на щеке.
– Простите?
– Если вам нужно полотенце, сходите и сами возьмите. Я устала быть вашими руками и ногами. Может, ваши глаза и не видят, но руки и ноги у вас совершенно здоровы.
Доказывая ее утверждение, он отбросил одеяла и вскочил на ноги, возвышаясь над ней. Колокольчик упал на пол с диссонирующим звоном и покатился через всю комнату.
Саманта уже забыла, как впечатляюще он выглядел, когда не сидел, развалившись под простынями. Особенно без рубашки и в одних мятых бриджах до колен. И хотя его близость убыстряла ее дыхание и предупреждающе покалывала кожу, она отказывалась отступить даже на шаг.
– Должен вам напомнить, мисс Викершем, что, если вас не устраивают условия работы в этом доме, единственное, что вы можете сделать, это уволиться.
– Очень хорошо, милорд, – сказала она, с накатившим на нее ледяным спокойствием. – Думаю, я так и сделаю. Я увольняюсь.
На его лице появилось выражение почти комического удивления.
– Что вы имеете в виду под увольнением?
– Я имею в виду, что я собираюсь забрать свои вещи и заработанное жалование и до сумерек освободить ваш дом от своего присутствия. Если хотите, я попрошу Беквита дать еще одно объявление в газету до моего ухода. Я думаю, ему нужно будет предложить еще более высокое жалование, хотя никакая сумма не стоит того, чтобы терпеть ваши абсурдные требования больше часа. Повернувшись на каблуках, она пошла к двери.
– Мисс Викершем, немедленно вернитесь! Я приказываю!
– Я уволилась, – бросила она через плечо, чувствуя, как ее захлестывает дикое ликование. – Я
