— Посмотри с другой стороны рукояти, — глядя куда-то в сторону, почему-то очень тихо проговорил Логачев. — Посмотри: там буковки есть… Только не наши они.
Михаил повернул нож и прочитал выгравированные на серебре две буквы: MF.
Петардные битвы
(1609. Ноябрь)
Два месяца длится осада. Два месяца русские и поляки испытывают друг друга в нескончаемом противостоянии. И гарнизон Смоленской крепости, численность которого в сравнении с армией польского короля несравненно мала, раз за разом одерживает верх…
Штурмовать стены враг давно уже не решается. Идет война петардная — хитроумная война, в которой каждый старался перехитрить другого. Поляки раз за разом пытались, прорыв подкопы, подобраться к стене, чтобы подорвать ее возле основания. Осадные люди те подкопы обнаруживали, закладывали свои петарды и взрывали подземные тоннели вместе с теми, кто их рыл.
Эта подземная война — первая в Истории! — была изнурительной и тяжкой.
Наступила середина ноября. Было уже холодно. Очень холодно. Близились настоящие морозы, и, ночуя вместе с пушкарями возле стены, у костра — он тогда нес караул, — Колдырев для тепла завернулся в широкую овчину. Ее принесла Катя… но, в конце концов, она всем приносила теплую одежду, воду, хлеб, особенного ничего в том не было, только что эта овчина была особенно теплой, сшитой из четырех бараньих шкур и очень аккуратно, чисто расчесанной. Он заснул крепко и не сразу проснулся, ощутив, как кто-то не сильно, но настойчиво встряхивает его за плечо.
— Что?! — вскинулся Григорий.
— Тс-с-с!
Угасающий костер почти не давал света, но в высоком холодном небе желтела долька луны. Она обрисовала тонким белым контуром высоко поднимавшуюся над головой крепостную стену и на фоне этой стены — голову в поблескивающем сталью шлеме.
— Фриц? Ты что? — хриплым спросонья голосом спросил Колдырев, ежась от холода. — Случилось что?
— Случилось! Я сейчас в слухах был…
Фриц сказал это на немецком, только слово «слухи» произнес по-русски. Очень смешно. У него получилось «слюхи».
После того, как подлеченного Майера освободили и даже приняли в ряды осадных людей, немец рьяно принялся за изучение русского и уже немало преуспел — русский язык ведь сродни польскому, которым Фриц немного владел, поэтому обучение проходило достаточно легко. Хотя в минуты волнения он все равно сбивался на родной немецкий…
— И что там, на слухах?
— Пойдем. Сам узнаешь.
Убедившись, что возле ворот ни души, часовые бесшумно отперли им калитку Авраамиевских ворот, и вслед за немцем Колдырев спустился в крытую траншею, прорытую возле самой стены…
Слухов — целая сеть, можно бродить хоть с утра до вечера. Чем дальше, чем глубже уходишь, тем теплее: земля еще не промерзла, хранит память лета. Человек, не знакомый с лабиринтом подземных ходов, словно проделанных гигантскими кротами, запросто мог бы заблудиться в них… Удивительное дело: изначально слухи рылись без всякого порядка, без плана и предварительной разметки. Просто копали туда, где грунт помягче, посуше… Но в итоге оказалось, что случайным образом вырытые ходы оказались вполне удобной сетью коридоров. Располагались они на двух подземных уровнях: верхний — собственно слухи, где несли дозор караульные, и нижний, где сменщики могли вздремнуть и перекусить. Лазов, ведущих в слухи, было несколько, и почти все они находились снаружи крепостной стены.
Еще туда вели два тайных колодца, надежно запиравшихся коваными решетками и дубовыми крышками, — они вели под стену, а подняться можно было по такому же узкому, как лисья нора, колодцу уже на другой стороне. Из этого-то лаза у Коломенской башни в день перед первым приступом и вылез у ног воеводы Григорий, только что случайно уложивший из пищали первого врага.
Многое миновало с тех пор.
Чадящая лампадка почти не давала света, и из темноты лишь смутно проступали чумазые лица засадников, несших этой ночью караул на слухах. Они молча покивали Григорию. Тут было тепло, не то, что на поверхности.
— Вот, — едва слышно, вплотную приблизив свою голову к голове Колдырева, прошептал посадский парень, к которому подвел Григория Фриц. — Если ухом к стенке сесть, то слышно… Мы-то не услыхали, а у немца уши, что у кошки. Он нам в стену тыкал-тыкал, покуда мы тоже не разобрали.
Колдырев прижался к земляной стенке, укрепленной вертикальными бревнами и жердями. Вслушался — и тотчас напрягся. Потом, приподняв лампаду, осмотрел стенку. И увидал свежий земляной завал.
— Земля обвалилась, когда три недели назад здесь подкоп взорвали, — прошептал в ухо товарищу Фриц. — Я тогда при этом был. Земля осела, но наверху осталась узкая щель. Сейчас она, вероятно, ведет к новому подкопу. Эти звуки ни с чем не перепутаешь. Это роют ход к крепостной стене! Но нельзя определить, куда и откуда. А без этого сложно понять, как подорвать его.
— Да! — одними губами ответил Григорий. — Верно, глубоко зарылись. Вот если бы кто-то мог пробраться по этому лазу да посмотреть…
— Пробовали, — Фриц лишь досадливо мотнул головой в присыпанном землей шлеме. — Никому туда не пролезть — щель слишком узкая, да и страшно. А расширять начнем — нас самих услышат.
— Никому? — неожиданная мысль озарила Григория. — А посмотрим! Ждите меня здесь.
Он вернулся в город и почти бегом двинулся вдоль стены к дальнему углу крепости. Здесь, возле Крылошевских ворот, были нарыты длинные ряды землянок. Кое-где над травяными холмиками вились тонкие дымки — дрова были дороги.
Григорию жаль было будить осадных людей у еле тлевшего костра, но делать нечего. Тот, кого он искал, наверняка здесь.
— Эй, пушкари-шуткари, просыпайтесь!
Один из мужиков привстал и просипел:
— Здрав буде, боярин! И чего тебя среди ночи-то принесло?
— Раз принесло, значит надо. У вас тут али нет малец мой?
— Сашок! — еще выше привстал мужик. — Подь сюды! Боярин с прутиком кличет.
В тот же момент свисавшая со стены веревка дрогнула, и по ней соскользнул вниз мальчишка. Его заспанное лицо сразу осветилось радостью.
— Гриша! Ты как тут?
— А ты? Чего наверху-то делал? На стене спал, что ли?
— Да я не наверху. Сверху, пока луна не вылезла, самый низ стены видно плохо, а сюда не раз уж ляхи подползти норовили, с петардами своими. Видят, гады, дым, смекают, что тут жилье. Так, верно, думают, петарду через стену перекинуть.
— Это как же? — присвистнул Колдырев. — Тут, как ни размахивайся, не достанешь.
— Если рукой кидать. А татары арканом раскручивают. Одну закинули как-то. Еле-еле успели фитиль затушить.
— Вот он и успел, — подал голос мужик, что позвал Саньку. — Так прямо и кинулся на петарду, мы аж оторопели…
Колдырев слыхал про этот случай, сказывали о чьем-то геройстве даже в воеводской избе, но он и не догадывался, что героем его оказался Санька. С особым уважением он глянул сверху вниз на мальчика.
— Гриша, а вот ты все знаешь, — заговорил тот. Ему явно не хотелось снова пересказывать ставший знаменитым на стене случай его героизма. — А откуда в Литве татары?
