Поляки-стражники покатились от смеха.
— Это что еще за явление среди ночи?
— Ну, и надрался, герой германский!
— Эй ты! — десятник, старший по страже, шагнул наперерез Майеру. — С ума спятил? Короля разбудишь! Заткнись!
— А… что — король не любит музыку? — заплетающимся языком спросил Фриц, хлопая десятника по плечу. — Н… ну х… Хорошо! Я буду петь тише.
— Шел бы спать! — Теперь уже оба стражника обступили развеселившегося немца. — Утро скоро. Если твой командир увидит тебя в таком виде, он вычтет из твоего жалованья.
— И… из какого жалованья? — Фрица снова понесло куда-то в сторону, он едва не упал, но выровнялся. — А, ты про те гроши, что нам платят… На них только напиться и можно! Эти проклятые морозы иначе не пережить. Р… ребята! Пошли ко мне в шатер! У меня еще бутылочка есть!
В это самое время Григорий, Санька и трое стрельцов обошли дом сзади. Колдырев, соединив ладони, подставил их мальчику.
— Давай, Александр. Влезешь?
— А то!
С ловкостью ящерицы мальчик вскарабкался на скользкую крышу, медленно встал в рост, дотянулся до шеста — и вот он уже лезет по шесту вверх.
Григорий с тревогой глянул на небо. В любой момент облака вновь разойдутся, покажется луна. Но вот Санька скатился на плечи Григорию, прижимая к себе огромный желтый комок.
Один из стрельцов ухнул совой.
Тут Фриц окончательно утратил равновесие, плюхнулся на снег, с трудом поднялся и пробурчал:
— Ну… н… ну вас совсем! Вы, поляки не любите веселиться. Я п… пойду спать!
Тут кто-то из стражников случайно бросил взгляд вверх.
— Панове! — от изумления он едва не лишился дара речи. — Ослеп я, или мне мерещится…
— Что тебе мерещится? — смеясь над пьяными ужимками Фрица, спросил десятник.
— Штандарт исчез!
Разом вся стража посмотрела туда, куда указывал их товарищ. Шест над домом короля был пуст!
Десятник схватился за висевший у его пояса рожок. Но не успел поднять тревогу: косой удар сабли бросил его ничком на снег.
Майер без паузы, словно одним длинным витиеватым движением нанес еще два рубящих удара. Второй стражник успел лишь тихо ахнуть.
— Что у вас там? — донесся голос, и из-за шатра вышел поляк, на ходу поправляя гульфик, — вышел точнехонько на Григория. — Что происходит?
— Все в порядке! — отозвался по-польски Колдырев, широко улыбаясь.
Поляк заметил распластанные на снегу тела, рот его от изумления раскрылся — но руки-то его были заняты… И Григорий успел раньше. Вжикнула, вылетая из ножен, французская шпага, и Григорий, сам не поняв, как такое получилось, провел тот же удар, что в Кельне, — молниеносный укол в переносицу.
— Деру! — рявкнул Фриц.
Они бросились в сторону Днепра. Только ночь и стужа спасли лазутчиков: их заметили лишь когда они уже выбежали за пределы лагеря.
— Стой! — завопил солдат, дежуривший возле последнего укрепления — сруба, наполненного землей, наподобие тех, что соорудил возле крепости Шеин.
Вслед русским загремели выстрелы. Огонь сразу стал густым. Двое стрельцов лишь на миг отстали, чтобы прикрыть отход, успев выпустить лишь по одному заряду — и почти сразу полегли под пулями. До реки добежали только четверо храбрецов.
Уже весь польский лагерь огласился шумом и криками. Слышалось конское ржание — снаряжалась погоня.
— Живее, живее! — приказал Григорий. Клубы пара вырывались у них изо ртов при каждом судорожном выдохе. Усы Фрица из рыжих сделались белесыми, точно седыми.
— Держим дистанцию в сажень! — скомандовал Григорий, не удосужившись перевести это Фрицу. — Тут стремнина, лед совсем тонкий! Все, трещит, дальше ползком — провалимся! Сашка! Первым пошел! Тебе тряпка-то не мешает?
— Нет, — уверенно ответил мальчик, падая по-пластунски. — Я ж легкий. И с ней переползу… Да в ней и теплее.
Он был от плеч почти до колен обернут желтым полотнищем штандарта.
Луна предательски показалась на небе, но, к счастью, вновь ушла за облака, уже совсем бледная и прозрачная.
Четверо беглецов поползли по льду к другому берегу. Новый лед все страшнее пружинил и трещал.
— А ты спрашивал, почему я не надеваю кирасу, — крикнул Григорию Фриц. — Что ж мне, утонуть, как тем ландскнехтам, которых на каком-то озере утопил какой-то ваш князь?
— Не какой-то, а благоверный Александр Невский, — ответил Григорий. — Эй, ты, черт, Александр! Быстрее давай!
— Ползу, ползу! — задыхаясь, ответил мальчик.
Пули, ложась совсем рядом с беглецами, пробивали лед, из отверстий били фонтанчики, растекаясь лужами. Все они были уже мокрыми насквозь. Саньке приходилось всех труднее: штандарт, вымокнув, стал для него тяжел, как камень. Но передать его кому-то из товарищей мальчик не мог: поди теперь разверни!
Они уже карабкались на берег, когда Санька поскользнулся и покатился с откоса назад.
— Ранен? — оба друга подскочили к упавшему.
— Да нет… Сейчас… Я сейчас!
Не говоря ни слова, Фриц подхватил мальчика, вскинул на плечо и вслед за Григорием кинулся к крепостной стене. Остановившись для короткой передышки, они размотали желтое полотнище, уже начавшее леденеть, и освободили от него Саньку. Колдырев развернул штандарт и показал его сгрудившимся на том берегу полякам. Редеющие утренние сумерки позволяли уже разглядеть яркое полотнище. В ответ раздались проклятия и брань, загремели выстрелы, а какой-то седоусый десятник, потеряв голову от ярости, послал коня вперед. Конь взломал копытами лед, прянул было назад, понимая, что всадник совершает безумие, но было поздно — стремительное течение Днепра затянуло в глубину и человека, и коня.
Четверо храбрецов были уже у стены, когда выстрелы послышались почти рядом. С западной стороны скакал на перехват венгерский конный отряд.
Последний из стрельцов присел на колено, вскинул длинную тяжелую пищаль, не спеша, без упора повел дулом, — и точным выстрелом свалил коня под скакавшим во главе отряда командиром. Двое всадников налетели на него, и это немного задержало остальных. Спустя несколько мгновений перед отважной четверкой распахивалась окованная металлом дверца Днепровских ворот. Со стены по венграм принялись стрелять, и те повернули назад.
— Мы уж думали, они вас всех порешат! — воскликнул Иван Довотчиков, проверяя, прочно ли задвинут засов. — Воевода уж сам на стене — ждет. Принесли?
— А то? — сверкнул улыбкой Григорий. — Вот он. Сейчас солнышко встанет, чтоб ляхам видней было, ну мы им его и покажем.
— Интересный у тебя удар! — сказал Фриц чуть позже. — Очень красивый.
— Ты про что? — не понял Григорий.
— Тот, которым ты поляка уложил. Элегантный! Где научился?..
— А, этот, — тут Григорий отчего-то смутился. — Этому меня во Франции научили. Один шпажист… Мастер и впрямь был превосходнейший.
