2
Двести дней славили в храмах Кибеллу, небесную жницу;
Двести дней Г'елиос с неба спускал колесницу:
Много свершилось в Элладе событий и дел;
Много красавиц в Афинах мелькало и гасло - зарницею,
Но перед ней, чаровницею,
Даже луч солнца бледнел…
Белая, яркая, свет и сиянье кругом разливая,
Стала в ваяльне художника дева нагая,
Мраморный, девственный образ чистейшей красы…
Пенились юные перси волною упругой и зыбкою;
Губы смыкались улыбкою;
Кудрились пряди косы.
'Боги! - молил в исступлении страстном ваятель: -
Ужели жизнь не проснется в таком обаятельном теле?
Боги! Пошлите неслыханной страсти конец…
Нет!.. Ты падешь, Галатея, с подножия в эти объятия,
Или творенью проклятия
Грянет безумный творец! '
Взял ее за руку он… И чудесное что-то свершилось…
Сердце под мраморной грудью тревожно забилось;
Хлынула кровь по очерченным жилам ключом;
Дрогнули гибкие члены, недавно еще каменелые;
Очи, безжизненно белые,
Вспыхнули синим огнем.
Вся обливаяся розовым светом весенней денницы,
Долу стыдливо склоняя густые ресницы,
Дева с подножия легкою грезой сошла;
Алые губы раскрылися, грудь всколыхнулась волнистая,
И, что струя серебристая,
Тихая речь потекла;
'Вестницей воли богов предстою я теперь пред тобою.
Жизнь на земле - сотворенному свыше рукою;
Творческой силе - бессмертье у нас в небесах! '
… И перед нею, своей воплощенною свыше идеею,
Перед своей Галатеею,
Пигмалион пал во прах.
(24 января 1858 г.)
ФРЕСКИ
Дафна
Как от косматого сатира иль кентавра,
От светозарного бежала ты тогда,
Испугана, бледна, но девственно-горда,
Пока не облеклась в укорный образ лавра,
Как в ризу чистую чистейшего стыда,
И, целомудренным покровом зеленея,
Не стала на брегах родимого Пенея
Пред юным пастырем Адметовым… Но он
И пастырем был - бог…
Когда, одревенен,
Твой гибкий стан в коре опутался смолистой,
Когда окорнилась летучая нога,
Когда ты поднялась, стройна, полунага,
Под зеленью твоей туники остролистой,
Перед тобою Феб колени преклонил
И все твои красы бессмертьем одарил,
И вечно, нимфа, ты цветешь - не увядаешь
И смертного одна к бессмертью призываешь,
И лиру для тебя одной берет певец,
И все, и все - твое, и слава и венец.
(18 сентября 1858 г.)
Плясунья
Окрыленная пляской без р'оздыху,
Закаленная в серном огне,
Ты, помпеянка, мчишься по воздуху,
Не по этой спаленной стене.
Опрозрачила ткань паутинная
Твой призывно откинутый стан;
Ветром пашет коса твоя длинная,
И в руке замирает тимпан.
Пред твоею красой величавою
Без речей и без звуков уста,
И такой же горячею лавою,
Как и ты, вся душа облита.
Но не сила Везувия знойная
Призвала тебя к жизни: - легка
И чиста, ты несешься, спокойная,
Как отчизны твоей облака,
Ты жила и погибла тедескою
И тедескою стала навек,
Чтоб в тебе, под воскреснувшей фрескою,
Вечность духа прозрел человек.
(Конец 1858 г.?)
