Няня с нежностью взглянула на малышку и перекрестила ее:
— Иди, любовь моя, с госпожой баронессой и позволь ей уложить тебя спать. А утром старая Мина снова придет к тебе.
В детской комнате было довольно уютно. Дрова в камине уже догорали, и тлеющие угли за массивной каминной решеткой тускло освещали комнату. На небольшом столике у кроватки стояли потухшие свечи. Марциана осторожно зажгла их и, присев на кресло, внимательно взглянула на Анну, которая с серьезным видом наблюдала за ней, держа руки за спиной.
— Где письмо, дорогая?
Девочка протянула одну руку из-за спины, держа в ней сложенный лист бумаги.
— Я достала письмо, пока вы зажигали свечи, — она закусила губу. — Оно лежало в секретном месте.
Марциана развернула листок дрожащими пальцами.
— Ты можешь не говорить, где лежало письмо. Каждый имеет право на собственные секреты.
Анна облегченно вздохнула и, задумавшись на минуту, произнесла:
— Я могу сказать вам. За плинтусом есть место, где я прятала его.
— Почему ты прятала его, дорогая? Тебе следовало отдать его твоему папе или дедушке Теодору.
— Я боялась рассказать им, что была там, — просто объяснила девочка.
Не став больше ждать, Марциана стала читать письмо.
— Что такое публичный дом?
Марциана, пораженная тем, что только что узнала, и все еще пытаясь осмыслить прочитанное, не сразу поняла, о чем ее спрашивает Анна. Но когда, наконец, смысл вопроса проник в ее сознание, она содрогнулась.
— Откуда ты знаешь… Ты ведь говорила, что не умеешь читать?
Девочка потупилась, а Марциана, сильно вздохнув, попыталась придумать более или менее приемлемое объяснение:
— Ну, это… Это такой дом для покинутых женщин. Тебе совсем не обязательно обсуждать это с кем- либо еще. Я понимаю, что ты сумела прочесть письмо, и оно поразило тебя. Меня, честно говоря, тоже. Но я… не думаю, чтобы твой папа и в самом деле отправил твою маму в подобное место, потому что ее нельзя считать покинутой женщиной.
— Н-нет, — с сомнением произнесла Анна, но после минуты размышления, лицо ее прояснилось. — Покинутая женщина — это та, о которой некому заботиться, не так ли?
— Быть может, ты права… — печально ответила Марциана, жалея, что девочка узнает о таких страшных вещах в столь раннем возрасте.
— Значит, мама ошиблась, когда подумала, что ей придется отправиться в такое место. Ее никак нельзя было считать покинутой, ведь у нее были папа, братик и я. Я слышала, как слуги говорили, что она убила себя. Но это неправда, тетя Марси? Мама, наверно, не знала, что было в чашке… Она не хотела убивать себя…
— Слуги не должны были говорить об этом в твоем присутствии, — рассердилась девушка.
— Она просто хотела уснуть. Я слышала, как она это говорила… «Уснуть и забыть обо всем…» Ей не нужно было это делать. Она ведь не покинутая женщина?
Слезы жгли глаза Марцианы.
— Я не могу объяснить тебе всего, дорогая, — ласково сказала она. — Мы не знаем точно, что произошло. Только твоя мама знала это. Но она уже не сможет сказать больше того, что написала в своем письме. А в письме нет никаких подробностей.
— Да, — согласилась Анна и, сделав паузу, с беспокойством взглянула на тетушку: — Вы на меня не сердитесь, что я спрятала письмо? Должна ли я показать его дяде Генриху?
— Я не сержусь, — девушка нежно прижала к себе малышку. — Ты сделала то, что тебе казалось правильным. А что касается дяди Генриха, то мы, конечно, должны сообщить ему, что ты заговорила. Но не думаю, что стоит прямо сейчас показывать ему это письмо. Если ты не возражаешь, пусть это пока будет нашим с тобой секретом, — Марциана почувствовала укоры совести, но ей требовалось время, чтобы обдумать содержание письма, особенно упоминание о таинственном герцоге «М».
— Можно мне сегодня поспать в вашей постели?.. — робко попросила малышка.
Марциана улыбнулась ей:
— У тебя сегодня было много волнений, поэтому я буду рада, если ты останешься у меня.
Она погасила свечи и, взяв ребенка за руку, направилась к себе. К своему отчаянию, она обнаружила, что здесь ее уже ждет муж. Он стоял, задумчиво разглядывая огонь в камине, и очень недовольно взглянул на Анну.
— Ребенок должен быть в постели.
— Она собирается спать в моей комнате. А где Ванда?
— Я отпустил ее.
— О-о… — взгляд Марцианы заметался по лицам ребенка и мужа. — Я уже обещала Анхен, что сегодня она останется у меня. Мне жаль сердить вас, но я считаю, что необходимо держать свое слово детям.
— Я совсем не сержусь, но в таком случае хотел бы поговорить с вами в моей комнате.
В голосе Генриха не прозвучало никакой угрозы, но после его разговора с племянником девушка не решилась испытывать терпение мужа.
— Прости, меня, моя дорогая, но ты ведь знаешь, что жена должна подчиняться желаниям мужа. Более того, у меня есть новости для дяди Генриха, не так ли? Сейчас я уложу тебя в постель и хорошенько укрою. Ты можешь спать спокойно, а я скоро вернусь.
При словах о супружеском послушании девочка тревожно нахмурилась, но покорно направилась к постели и самостоятельно забралась в нее. Чувствуя, что Генрих стоит у нее прямо за спиной, Марциана все же не стала торопиться и, бережно укутав малышку теплым одеялом, ласково поцеловала ее в щечку.
— Спокойной ночи, дорогая.
— Спокойной ночи, Анна, — Генрих наклонился над плечом жены. — Мы будем в комнате рядом, так что тебе нечего бояться.
— Я не буду бояться. Спокойной ночи, дядя.
Услышав изумленный возглас мужа, Марциана торопливо объяснила:
