что вы не вместе.
— Мы не вместе.
— А у нее есть кто-нибудь?
— Насколько мне известно — нет.
— Как думаешь, можно мне ее навестить в больнице?
— Дик, она сейчас в коме.
— Знаю. Я имею в виду — когда ей станет лучше.
Дик. Старший егерь. Сделал стойку на Эмму Леру.
— Уверен, она это оценит.
— Ты в курсе, что Сьюзен на тебя запала?
Я с трудом подавил смех — у меня до сих пор очень болели ребра. Дик, оказывается, все продумал. Он и Эмма, я и Сьюзен. Две счастливые парочки.
— Славная девушка.
— Приятель, она клевая штучка.
А ему об этом известно не понаслышке?
— Да, конечно.
Старший егерь меня уже не слушал; он снова думал об Эмме. Он рассеянно оглядывал вельд и заросли мопани.
— Забавно, знаешь, насчет Эммы… Как я подумал, что вы с ней… ну, парочка…
— Вот как?
— Она — первый сорт, настоящая красотка. Понимаешь? И потом, ты меня поймешь, она — то, что надо. Есть много девочек, которые просто симпатичные, а Эмма… Она… — Вдруг ему в голову стукнуло что- то еще. — Кстати, а зачем ей вдруг понадобился телохранитель? Она что, знаменитость какая-нибудь?
Мне показалось, он забеспокоился, как бы ее статус не понизил его шансы.
— Нет. Она просто из осторожности. Ты знаешь, Дик, зачем она сюда приезжала?
— Нет.
— Она ищет своего брата.
— С ума сойти, приятель. Нашла она его?
— Нет, но я хочу попробовать. Может, ты мне поможешь?
— Ты только скажи, братан, сделаю все, что надо.
Меня, значит, повысили. Я уже не «приятель», а «братан».
— Ты знаешь Эдвина, охранника, который стоит у ворот?
— Знаю.
— Знаешь, где он живет?
— Конечно. Метров пятьсот от железнодорожной станции Акорнхук. Отсюда километров двадцать. Езжай по дороге на Нелспрёйт до знака. Я бы тебе показал, да я на работе. В общем, не пропустишь. Как доедешь до станции, сворачивай налево и подъедешь к его дому. Перед домом такая низкая бетонная стенка, а на ней нарисован фургон, ну, как были у первопроходцев, и все раскрашено в розовый цвет. С ума сойти, братан.
— Я найду. Кстати, ты не знаешь, как его фамилия?
Дик задумался.
— Нет. Вроде как знал, но забыл.
— Ладно, не важно. И еще. Есть вероятность, что брат Эммы работает в «Могале». В реабилитационном центре. Мне нужны любые сведения об этом заведении.
Он покачал головой:
— Там у них настоящая психушка, братан.
— Правда?
— Они там все сплошные психи, поверь мне.
— А ты расскажи.
— С ума сойти, приятель. Просто с ума сойти!
С ума сойти — как про розовую бетонную стену? Или про красоту Эммы?
— В каком смысле, Дик?
— Ну, совсем ку-ку, понимаешь?
Я не понял. Дик говорил на языке, который нуждался в расшифровке.
— А поконкретнее ты не можешь?
— Братан, учти: никаких доказательств у меня нету. Но про них ходят всякие слухи.
— Какие слухи?
— Да всякие… уж ты мне поверь.
30
Дик рассказал, что два года назад, всего через два месяца после того, как он устроился на работу в «Мололобе», ему принесли записку от человека по имени Доминго Бранка. Записка была написана в неофициальном тоне, по-дружески: не хочет ли он познакомиться с коллегами? Пусть приходит в субботу вечером выпить в паб «Бородавочник», местный водопой у аэродрома за дорогой на Гернси.
Их было четверо. Донни Бранка и Коби де Виллирс из «Могале», Давид Баумбергер из частного заповедника «Моломахлапи» и Бути Стрейдом из заказника «Макутсви». Сначала все шло легко и непринужденно. Его поприветствовали в Лоувельде, расспросили о жизни, посплетничали о начальстве, поделились историями о многочисленных романах с туристками, рассказали о самых странных местах и обстоятельствах, в которых они предоставляли туристкам сексуальные услуги. Потом поговорили о регби.
Типичный разговор между молодыми холостяками.
Лидером всей группы был Бранка; это было очевидно с самого начала. Баумбергер играл роль клоуна, Стрейдом — опытного местного уроженца, а де Виллирс практически ничего не говорил.
Прошло несколько часов; было выпито еще немало пива. И тут Бранка повел разговор в другом направлении. Только через год, когда Дик услышал другие истории, он понял, как искусно Бранка все подстроил. От сплетен, секса и регби разговор плавно перетек к рассказам о животных, об охране природы. Они выражали беспокойство по поводу потенциальной застройки, увеличения числа заказников и частных заповедников, конкуренции, плохого управления национальными парками, земельных исков, растущей угрозы экосистеме. Все очень осторожно, без радикальных заявлений. Никаких прямых обвинений или политически невыдержанных замечаний. Вежливая проба воды; проверка отношения Дика ко всем этим вопросам.
На самом деле Дику было все равно. Он был всего-навсего бывшим серфером из Порт-Элизабет, который нашел себе профессию по душе и работу, которая прекрасно ему подходила — как перчатка к руке. Целыми днями на свежем воздухе, на природе — «это круто». И еще ему нравилось, как туристы и особенно туристки ловят каждое его слово, когда он делится с ними сведениями, которых нахватался по крупицам.
— В следующие выходные я снова пришел в тот паб, но их там не было. А позже до меня дошло — как будто я провалил экзамен, ну, понимаешь? Больше они меня не приглашали.
Через несколько месяцев после того случая до него начали доходить слухи. Ничего конкретного, одно здесь, другое там, из разных источников, в разных местах. Сначала анонимные письма в адрес фермеров, обществ и фирм по поводу того, какой вред они наносят окружающей среде. Потом письма стали угрожающими. Они всегда были подписаны латинскими буквами «H.B.». «Аш-Бэ».
Потом стали приходить не только письма.
В дирекцию парка Крюгера доставили снимки чернокожих егерей, ночью жарящих на костре антилопу. В Га-Секороро, между Национальным парком «Лагаламетси» и заповедником «Макутси», кто-то отравил всех собак. Однажды ночью возле деревни, жители которой подали земельный иск против
