– Он заставляет меня. Ты не знаешь, что произошло после «Галы». Он не рассказывал тебе.
– Ну, расскажи ты.
– Случилось множество плохих вещей. Не думаю, что кто-нибудь действительно узнал меня. Никто не помнит лиц актеров в этих фильмах.
– К счастью, – добавила я.
– Ален решил, что после нашей с тобой сцены передо мной открывается блестящая карьера. Он всегда хотел делать настоящие фильмы. Его любимый фильм – «Комната с видом». Ты знаешь, что «Гала» имела большой успех, и я думала, что он воспользуется шансом сделать что-нибудь высококлассное. Но он почему-то решил снимать очередной порнофильм. Мне кажется, что он получил здесь в Лос-Анджелесе много денег от какого-то иранца. Он хотел, чтобы я сыграла там главную роль, стала такой, как ты. Но я не хотела. Он не показывал мне сценарий, и у меня не было понятия, во что я влипла. Наверно, я была наивной. Все оказалось ужасно, гораздо хуже, чем «Гала». Я не против раздеться и все такое, хотя мои подруги отговаривали: «Сейчас никто так не делает», – говорили они. Но у меня не было понятия, чего от меня хочет Ален.
– Могу себе представить, но лучше расскажи.
– Это было отвратительно. Он хотел, чтобы я лежала, пока какой-то араб мочился на меня. Да-да! Этот тип выпил целый котелок «эспрессо». Затем он залез на меня. Невозможно рассказать. Меня тошнило. Эта мерзость облила меня с ног до головы. Меня вырвало. Когда я пыталась подняться, меня держали, пока это вонючее животное продолжало облегчаться на меня. Словами тут ничего не скажешь. Потом я несколько дней чувствовала запах. Не знаю, сколько раз я мылась – запах все равно оставался, – она потерла руку, как будто та чесалась.
– Почему ты просто не встала и не ушла?
– Хороший вопрос. Ален заставил меня остаться. Он сказал мне, что я играла чудесно, что у меня есть задатки большой звезды. Но весь этот опыт состоял в том, что меня вываляли в дерьме.
– А почему ты не ушла от Алена?
– Он грозился убить меня. Что мне оставалось делать? Я боюсь, Урсула, в самой деле боюсь. Я действительно не понимаю, чего он хочет. Сейчас я вижу, что он, должно быть, ненавидит женщин. Почему – не знаю. Что они все от этого получают? Скажем, ты трахаешь девушку, а затем похваляешься об этом своим друзьям, – это я понимаю. Но если ты мочишься кому-нибудь в рот – кому ты об этом расскажешь?
Слушая дикий рассказ Аннабель, я непрерывно представляла себя в подобной ситуации. Я бы никогда не согласилась делать то, что делала она. Но если мне придется делать эти гадости, чтобы получить Мэсона? Пойду ли я на это?
Аннабель начала плакать. Я обняла ее. Она стала мне как будто младшей сестрой. Я прижала ее к себе, чувствуя ее слезы на своих щеках.
Аннабель сидела в ванной, дрожа от страха. Я намылила ей спину, массировала плечи, и частично рассказала ей про свой план. Едва ли это был идеальный момент, но у меня не было выбора. Я объяснила, что хочу, чтобы она разыграла для меня маленькую сценку – никакой наготы, секса, ничего такого, просто побыть со мной. Я не могла сказать ей – где и когда. Аннабель почти не слушала меня. Она не могла сосредоточиться. Но она заинтересовалась обещанными ей пятьюстами долларами в день.
– А столько дней?
– Один, может быть, два. Еще не знаю.
– Тысяча мне бы пригодилась.
– Значит, решено.
Аннабель повеселела. Я поцеловала ее и сказала, что некоторое время буду поддерживать с ней связь.
– Мне действительно очень кстати эти деньги, – сказала она снова.
– Я дам тебе пятьсот сейчас.
– Спасибо. Ты хорошая. Не такая, как я. Наступила моя очередь плакать. Возвращаясь в Беверли-Хиллз, я проехала через Санта-Монику. Не слишком здорово, но быстрее, чем через Сансет. Господи, это место было просто отвратительно. Бывают времена, когда этот город выглядит как настоящий ад. Пятнадцать баллов по шкале Рихтера были бы очень кстати. Может быть, мы с Мэсоном однажды уедем отсюда. Отправимся в Мексику.
Аннабель прекрасно подходила для моей затеи, но я беспокоилась за нее. Я была уверена, что она сидит на игле, возможно, принимает героин – судя по тому, как она потирала руки. Ей очень нужны деньги. Она даже толком не спросила, что я от нее хочу. Бедная Аннабель. Мы все можем попасться на крючок. Деньги, наркотики, секс, даже работа – неважно. Подойдет любой идол.
Я хотела встретиться с Алексис и выпить с ней. Мы назначили встречу на полседьмого. Мне все еще кое-что было нужно от нее. Как и Аннабель, она была составной частью моего плана. Она походила на Аннабель и в другом смысле. Мэсон был наркотиком для Алексис. Я должна убрать ее от него. Она будет вынуждена уйти.
Не в натуре женщин становиться рабынями, но они, то есть мы, склонны попадать в рабское состояние, видя в этом легкий путь избавиться от эмоциональных противоречий. Рабство – неестественное состояние. Мы знаем это, да и мужчины тоже. Но это – промежуточное состояние. Рабство для женщины – нечто вроде поры возмужания. Мы должны пройти через него – но пройти как через чистилище. И выйти на другую сторону.
Алексис не оказалось на месте. В четверть восьмого я начала нервничать. У меня родилась ужасная, безумная идея, что она приведет с собой Мэсона. Я уже собиралась уходить, когда она явилась – одна. Судя по всему, она находилась в хорошем настроении и рада видеть меня. Но я решила, что она накануне плакала. На нее напала разговорчивость. Я обрадовалась, решив, что она хочет говорить о своих отношениях с Мэсоном. Но Алексис стала рассказывать о Фелисити, матери Мэсона.
Я была разочарована. Хотя в Мэсоне меня интересовало все, мне не очень хотелось выслушивать
