желудок! — каждого уважающего себя француза.
Банда мерзавцев ввозила из Италии белые трюфели, во Франции иногда презрительно называемые промышленными. Негодяи окрашивают грибы красителем, полученным из грецкого ореха, подгоняя их облик под черныетрюфели, намного более ароматные и стоящие неизмеримо больше. В ценах репортер «Таймс», похоже, ошибся на порядок. Он привел в качестве цены килограмма черных трюфелей четыреста франков, что вызвало бы ажиотаж у Фошона в Париже, где я видел своими глазами бриллиантовую цену в семь тысяч франков за килограмм.
Но дело даже не в этом. Дело в сути преступления. Франция, самоназначенный чемпион мира в области гастрономии, оскорбляется подделкой, обижающей вкус и выметающей бумажники, да еще со стороны кого? Не своих мошенников, подсовывающих второсортный товар вместо настоящего трюфеля, а итальяшек! Италия, надо же!
Об итальянской кухне я слышал от французов презрительное высказывание: «Кроме макарон, у них ничего не было и нет». Тем не менее толпы темных личностей, самозванцев из-за Альп, проникают к французскому желудку под теми или иными предлогами. Ситуация складывается — зарыдаешь над своим
В связи с этой трюфельной историей я вспомнил об Алене, предлагавшем захватить меня на охоту под Мон-Ванту и продемонстрировать свою новую ищейку-свинью. Я позвонил ему и узнал, что сезон выдался тощий из-за летней засухи, а эксперимент со свиньей не удался. Она оказалась совершенно неприспособленной к работе. Кое-что он все же обнаружил, немного, но хорошего качества. Мы договорились встретиться в Апте, где он должен увидеться с кем-то насчет собаки.
Есть в Апте одно кафе, в котором по рыночным дням собираются трюфельники. В ожидании клиентов они отчаянно мухлюют в карты и обмениваются охотничьими байками, рассказывая, как им удалось надуть «одного лоха из Парижа» и всучить ему полтораста граммов чуть ли не чистой грязи. В карманах у них складные весы и древние ножи «Опинель» с деревянной рукояткой, позволяющие при помощи миниатюрных надрезов на грибе определить, не зачернена ли у него лишь поверхность. К кофейному и табачному запахам примешивается в этом кафе земляной, почти гнилостный аромат содержимого потертых и запачканных полотняных мешков, небрежно брошенных на столы. Хозяева мешков потягивают розовое и что-то бормочут, часто понижая голос до шепота.
Поджидая Алена, я наблюдал за двоими такими, скрючившимися над своими стаканами, почти касающимися лбами, и между фразами оглядывавшими помещение. Один из них вдруг вытащил треснувшую шариковую ручку «Бик» и нечто написал на ладони. Сунув ее под нос собеседнику, он тут же плюнул в нее и принялся стирать написанное, уничтожая улику. Что он написал? Новую цену за кило? Комбинацию цифрового замка ближайшего банка?. Или предупреждение: «Осторожно! Очкастый справа вылупился на нас».
Прибыл Ален, встреченный, как и все входившие, внимательными взглядами из-за столиков. По настроению присутствовавших мне казалось, что я собираюсь совершить нечто противозаконное и опасное, а не приобрести безобидный ингредиент омлета.
Заметку «Таймс» я захватил с собой и показал Алену, но он оказался осведомлен куда лучше репортера, узнал о событиях из первых уст, от знакомого из Перигора, где новости вызвали взрыв праведного возмущения в среде честных торговцев трюфелями и мрачные подозрения со стороны их клиентов.
Ален прибыл в Апт с целью начать переговоры о покупке нового трюфельного пса. Владельца он знал, но не основательно, посему дело требовало фундаментального рассмотрения. Запрашиваемая цена составляла внушительную сумму в двадцать тысяч франков, на веру брать ничего нельзя. Следовало провести полевые испытания, проверить обоняние и выносливость собаки, установить ее возраст, выявить возможные сюрпризы.
Я перевел беседу на мини-свинку. Ален пожал плечами и резанул большим пальцем по горлу. Пока что, сказал он, поскольку не хочется связываться с крупной свиньей, единственное возможное решение — собака. Но найти достойную собаку, отвечающую всем требованиям, за которую не жалко и заплатить, не так просто.
Особая порода трюфельной ищейки не выведена, чаще всего я встречал в этом качестве невзрачных невоспитанных дворняг, выглядевших так, будто много поколений назад в число их предков затесался терьер. Ален одно время использовал в качестве трюфельной собаки овчарку. Все зависело от индивидуальных особенностей, чутья и тренировки. Гарантии, что пес, хорошо работавший с одним хозяином, достигнет тех же результатов с другим, никакой. Ален что-то вспомнил и улыбнулся. Есть одна знаменитая история, сказал он. Я наполнил его стакан, и он приступил к рассказу.
Произошло это в Сен-Дидье. Была однажды у одного человека собака, которая; по его словам, находила кучи трюфелей там, где ни одна другая не могла обнаружить ни одного. Зимой другие охотники приносили с холмов горстку-другую, а этот появлялся в кафе с набитым мешком. Чудо-пес был, хозяин не мог на него нарадоваться. Звали этого чемпиона Наполеоном, как же иначе!
Многие хотели бы заполучить такое сокровище, но хозяин, естественно, не желал с ним расставаться. И все же однажды не устоял. Один из охотников выложил на стол четыре
И за весь остаток сезона Наполеон не нашел ни гриба. Новый хозяин кипел от негодования. Он привел Наполеона обратно в кафе и потребовал вернуть деньги. Прежний хозяин предложил новому поучиться работать с собакой и деньги вернуть отказался. После обмена комплиментами новый хозяин отправился в Авиньон советоваться с судейскими. Адвокат, как у этого сословия принято, заявил, что дело темное, поскольку прецедентов не имеется за всю историю французского судебного производства. Собака, изменившая своему долгу… гм… Дело достойно рассмотрения самым квалифицированным судьей.
Через несколько месяцев оба противника появились в суде. Судья, человек добросовестный, не хотел оставлять без внимания ни единой детали. Он отрядил жандарма за собакой, привлек ее в качестве свидетеля.
Неизвестно, повлияло ли на решение судьи присутствие собаки, но он вынес вердикт, обязывающий прежнего хозяина принять Наполеона и вернуть половину полученной за него суммы. Вторая половина удерживалась в качестве компенсации за временную утрату столь прибыльной собаки. Воссоединившись, Наполеон и его хозяин переехали в другую деревеньку, к северу от Карпантра. Через два года ситуация повторилась, хозяин снова продал собаку, но, ввиду инфляции, за более крупную сумму.
Одного в этой истории я понять не мог. Если собака столь виртуозно находила грибы, то хозяин мог зарабатывать гораздо больше, не продавая собаку и не лишаясь ее услуг.
Ален усмехнулся и охотно объяснил. Я, как и все другие, полагал, что грибы, с которыми хозяин Наполеона приходил в кафе, действительно находил этот милый песик.
Ален прикончил стакан.
— Мораль: никогда не покупай собаку в кафе. Надо видеть ее в работе. — Он посмотрел на часы. — У меня есть время еще на стакан. А у вас?
Всегда, заверил я. А еще одна история?
— Еще какая. Вам как писателю понравится. Давнее это дело, но, говорят, не ложь.
Некий селянин владел клочком земли на некотором удалении от дома. Небольшой участок, гектара два, но заросший древними дубами, и каждую зиму снимал с него владелец урожай трюфелей, позволяющий ему жить праздно и безбедно весь год. Его свинья в два счета находила черные самородки. Год за годом трюфели приносили постоянный доход. Деньги, казалось, валялись под деревьями. Бог милостив, так и вся жизнь пройдет, полагал крестьянин.
Можно представить себе его возмущение, когда он заметил, что кто-то рылся на его участке. Возможно, конечно, бродячий кабан или собака. Но вот он обнаружил втоптанный в землю окурок современной сигареты с фильтром не того сорта, что курил сам. Уж конечно, не кабан этот окурок выкинул.
