«Кольца и книги»[3] были, наряду со звездами и собственными мыслями, его единственными компаньонами в многочисленных одиночных экспедициях. В результате Джим приобрел слегка высокомерный вид, сразу же выделявший его среди сверстников. Но этот вид нередко вводил окружающих в заблуждение, поощряя уверенность в способности молодого человека совладать с любыми трудностями, для которой, возможно, не было достаточных оснований. В данный момент он убедил мистера Хэзлитта, будто именно такой человек может справиться с личностями вроде Ваберского, хотя старый адвокат, разумеется, не высказал этого вслух.
– Конечно, это может и не понадобиться, – продолжал он. – У Бетти Харлоу есть французский адвокат, несомненно имеющий достаточный опыт. Кроме того… – мистер Хэзлитт улыбнулся, вспоминая фразу из второго письма Ваберского, – Бетти, похоже, вполне способна о себе позаботиться. Так что посмотрим.
Старик вернулся в свой кабинет и в течение недели больше не получал известий из Дижона. Он уже почти забыл о своих тревогах, когда удивительные новости внезапно поступили из самого неожиданного источника.
Их принес Джим Фробишер. Он ворвался в кабинет мистера Хэзлитта в тот священный момент, когда старший партнер диктовал клерку ответы на утренние письма.
– Сэр! – воскликнул Джим и умолк при виде клерка.
Мистер Хэзлитт бросил быстрый взгляд на лицо младшего партнера и сказал:
– Ответами займемся позже, Годфри.
Клерк взял свой блокнот и вышел, а мистер Хэзлитт снова повернулся к Джиму Фробишеру:
– Ну, выкладывайте ваши скверные новости.
– Ваберский обвиняет Бетти Харлоу в убийстве! – выпалил Джим.
– Что?!
Мистер Хэзлитт вскочил на ноги. Джим Фробишер не мог определить, какое чувство им руководило – недоверие или гнев. Первое избороздило его лоб морщинами, а второе сверкало в глазах.
– Малютку Бетти Харлоу? – удивленно переспросил старик.
– Да. Ваберский обратился с официальным заявлением к префекту полиции Дижона. Он обвиняет Бетти в отравлении миссис Харлоу в ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое апреля.
– Но Бетти не арестована?
– Нет, но находится под наблюдением.
Мистер Хэзлитт тяжело опустился в кресло у стола. Причудливый, чрезмерно эмоциональный – эти эпитеты казались слишком мягкими для Бориса Ваберского. Налицо были дьявольская злоба, мстительность и алчность.
– Как ты узнал об этом, Джим? – внезапно спросил он.
– Сегодня утром я получил письмо из Дижона.
– Ты? – воскликнул мистер Хэзлитт.
Вопрос застиг Джима врасплох, озадачив его. Чудовищное обвинение выбросило у него из головы все остальное, но сейчас он спрашивал себя, почему новости поступили к нему, а не к старшему партнеру, который вел дела Харлоу.
– Да, это странно, – ответил Джим. – Есть и еще одна странная вещь. Письмо пришло не от Бетти Харлоу, а от ее подруги и компаньонки Энн Апкотт.
Мистер Хэзлитт почувствовал некоторое облегчение.
– Значит, у Бетти есть подруга? Это хорошо. – Он протянул руку через стол: – Дай-ка мне это письмо, Джим.
Фробишер держал письмо в руке и передал его Хэзлитту. Оно состояло из многих страниц, которые старик быстро перелистал.
– Неужели мне придется читать все это? – вздохнул он и приступил к упомянутой задаче.
Сначала Борис Ваберский обвинил Бетти лично, но она с презрением отказалась на это реагировать, и он направился прямиком к префекту полиции. Ваберский вернулся через час, отчаянно жестикулируя и разговаривая вслух с самим собой. Попросив Энн Апкотт поддержать ею и получив отказ, он упаковал вещи и перебрался в городской отель. История излагалась во всех подробностях, с цитатами из безумных речей Ваберского, и, покуда старик знакомился с ней, Джим Фробишер волновался все сильнее.
Он сидел у высокого окна, выходящего на площадь, ожидая вспышки гнева и презрения, но видел на лице Хэзлитта только глубокое беспокойство. Старый адвокат неоднократно прерывал чтение, словно человек, старающийся что-то вспомнить или прочесть между строк.
«Ведь все ясно как день!» – твердил себе Джим. Однако мистер Хэзлитт просидел в этом кресле почти тридцать лет. Сколько мужчин и женщин за эти годы входило в эту продолговатую комнату со своими горестями, бедами и признаниями, внося свою маленькую лепту в кладезь знаний и опыта старика, обостряя его ум и проницательность? Следовательно, если мистер Хэзлитт был встревожен, значит, в этом письме имеется нечто, чего он сам не заметил по молодости лет и неопытности. Джим начал вспоминать содержание письма, но в этот момент старик положил его на стол.
– Разумеется, сэр, это явный шантаж! – воскликнул Джим.
Мистер Хэзлитт, вздрогнув, пробудился от размышлений:
– Шантаж? Ну конечно, Джим. – Поднявшись, он отпер сейф, достал оттуда два письма Ваберского и протянул их Джиму. – Здесь все доказательства, какие только можно пожелать.
Прочитав оба письма, Джим издал радостный возглас:
– Мошенник сам отдал себя в наши руки.
