грот-марса нашего фрегата!
LXXXVI
Мятежники на судилище
Хотя много шевелюр было скошено в этот день и сжато немало бород, однако несколько человек продолжали еще не сдаваться и поклялись защищать свои священные волосы до последнего издыхания. Были это по большей части пожилые матросы, даже некоторые унтер-офицеры — они, понадеявшись на свой возраст и положение на корабле, полагали, надо думать, что, когда так много народу выполнило уже приказание командира корабля, их трогать не будут, ввиду того что остались их всего единицы, и все они окажутся живым памятником милосердия нашего начальника.
В тот же вечер, когда барабан пробил построение, все матросы угрюмо разошлись по своим местам; старые морские волки, не сбрившие бород, выстроились мрачные, вызывающие, недвижные, как ряды изваянных ассирийских царей с их великолепными бородами, которые были раскопаны Лэйардом [462].
В должное время все они были переписаны начальниками дивизионов и затем вызваны на суд к грот- мачте, где командир корабля уже ожидал их. Вся собравшаяся вокруг команда затаила дыхание, когда почтенные мятежники выступили вперед, и обнажили головы.
Зрелище было внушительное. Это были старые и уважаемые моряки, щеки их покрылись загаром под всеми тропиками — всюду, куда солнце устремляет тропический луч; все как один — заслуженные мореходцы; многие из них могли быть дедами и иметь внучат в любом порту земного шара. Они должны были бы вызывать уважение равно у самых легкомысленных и у самых степенных зрителей. Даже капитана Кларета они должны были бы унизить до почтительного отношения. Но скифу чувство это недоступно, и, как хорошо известно всякому, изучавшему римскую историю, наглый предводитель готов иметь дерзость дернуть за бороды самых величественных сенаторов [463], заседавших в своем сенате на величественном холме Капитолия.
Что за парад бород! Лопатой, молотом, кинжалом; треугольных, квадратных, заостренных, округленных, полукруглых и расщепленных. Но самой примечательной из всех была борода старика Ашанта, древнего бакового старшины. Готически почтенная, она ниспадала на его грудь наподобие свинцово-серой грозы.
Да, древний Ашант, Нестор [464] нашей команды, — стоило мне взглянуть на тебя, как я начинал чувствовать, что шансы мои на долголетие увеличиваются.
Это был матрос старой школы. Он носил короткую косицу, которую насмешники с крюйс-марса называли
Из всей команды этот Ашант был любимым матросом моего славного старшины Джека Чейса, который как-то раз указал мне на него, когда старик медленно спускался по вантам с фор-марса:
— Ну вот, Белый Бушлат! Разве не вылитый это Чосеров [465] корабельщик?
Из «Кентерберийских рассказов», Белый Бушлат! Верно, древний Ашант жил еще во времена Чосера, что тот смог так точно его изобразить.
LXXXVII
Экзекуция старика Ашанта
Мятежные бороды, возглавляемые бородой старика Ашанта, развевающейся как коммодорский брейд-вымпел, молча стояли теперь у мачты.
— Приказ вы слышали, — сказал им командир, сурово оглядывая их, — это что за волосья на подбородках?
— Сэр, — начал баковый старшина, — скажите, отказывал ли когда-либо старый Ашант выполнить свой долг? Пропускал ли он хоть раз построение? Но, сэр, борода старого Ашанта — его собственность!
— Это еще что за новости? Начальник полиции, отведите этого матроса в карцер.
— Сэр, — почтительно заметил старик, — три года, на которые я нанимался, истекли; и хоть я и обязан довести корабль до дому, но, принимая во внимание положение вещей, я думаю, что бороду мне все же можно было бы разрешить. Ведь дней-то остается самая малость, капитан Кларет.
— В карцер! — закричал командир. — А что до вас, старых хрычей, — продолжал он, обращаясь к остальным, — даю вам четверть часа, чтоб сбрить бороды, а если они и после этого останутся у вас на подбородках, выдеру всех до единого, хотя бы вы мне крестными приходились.
Отряд бородачей направился на бак, вызвал своих брадобреев, и с их славными вымпелами было покончено. Повинуясь приказанию, они прошествовали перед командиром и заявили:
—
Достойно также замечания, что ни один матрос, подчинившийся общему приказу, не согласился носить мерзкие
Наутро после завтрака с Ашанта были сняты кандалы, и с начальником полиции с одной стороны и вооруженным часовым с другой он был проведен по батарейной палубе и вверх по трапу до грот-мачты. Надо думать, охраняли старика так строго, чтобы не дать ему удрать на берег, от которого мы в это время отстояли на какую-нибудь тысячу миль.
— Ну как, сэр, соглашаетесь ли вы снять вашу бороду? У вас были сутки, чтобы обдумать. Что вы скажете? Мне не хотелось бы подвергать порке такого старика, как вы!
— Борода эта — моя, сэр! — тихо произнес старик.
— Сбреете ее?
— Она моя, сэр! — повторил старик дрожащим голосом.
— Налаживайте люки! — заорал командир. — Начальник полиции, снимай с него рубаху! Старшины рулевые, хватайте его! Боцманматы, выполняйте свои обязанности!
В то время как исполнители суетились, возбуждение командира поулеглось, и когда наконец старый Ашант был привязан за руки и за ноги и обнажилась его почтенная спина — та самая спина, которая гнулась у орудий «Конституции», когда она захватила в плен «La Guerriere»[466], командир, видимо, смягчился.
