посильнее и приемник совершенней. Так вот, давайте рассуждать. Первое — противник сосредоточивается ночью. Значит, опытный и осторожный. Крупных населенных пунктов здесь нет — одни хутора. Значит, он сосредоточивается где-то в лесу: заметили — слышимость этого самого бормотания все время почти одинакова. Нарождается, крепнет, потом сразу обрывается — танк стал на место. Но где это место? Мы не знаем. Я даже думаю, что оно не одно. Противник не будет рисковать машинами, сосредоточивая их в одном месте, — с авиацией у него дело швах. Нужно искать это место. Оно, по-моему, располагается где-то в округе — слишком уж рассредоточивать свою главную ударную силу противнику тоже не выгодно. А раз так — слушайте приказ. Взвод разделяю на пять групп — четыре поисковые. Они пойдут в разные стороны. Задача — обнаружить резервы противника. Пятая, во главе со мной, — остается на месте. В нее войдут Сиренко, Дробот, ну и… Потемкин. Выход с рассветом, возвращение — в сумерки. Если произойдет что-либо важное — немедленная связь посыльными. Сейчас — спать.
После неудачного покушения на Гитлера и разгрома генеральской оппозиции хитрый и осторожный генерал Штаубер был назначен командиром механизированного корпуса, который долгое время был в резерве и вначале предназначался для удара по союзникам. Корпус был срочно переброшен на восток с задачей приостановить наступление русских, не дать им выйти на подступы к Восточной Пруссии.
События развертывались так стремительно, что Штаубер не успел побывать во всех своих частях и отдал приказ на контрнаступление, не выходя из машины.
Пока готовилось контрнаступление, пока части Штаубера сосредоточивались на исходных рубежах, сам генерал выехал в район предстоящих боевых действий, чтобы на месте принять окончательное решение.
Штаубер приказал вызвать начальника охраны и, показывая ему карту, наметил маршрут. Он проходил через пустынную, лишь кое-где тронутую крапинками хуторов местность.
— Так будет надежней, — улыбнулся Штаубер. — Я, знаете ли, не люблю парадов.
И начальник охраны, дородный, старательный армейский капитан, поспешил согласиться с генералом.
— Хотя эти районы затронуты партизанской заразой значительно меньше, чем восточные, ухо вам предстоит держать востро, — улыбнулся генерал. Славянский оборот речи пришелся как нельзя кстати: пусть начальник охраны, воевавший с русскими не один год, сразу поймет, что генерал знает противника досконально. — Поэтому, гауптман, будьте бдительны. Постарайтесь быть ненавязчивыми — следите за мной издалека. Если партизаны или разведчики противника увидят, что за легковой машиной в непосредственной близости движется бронетранспортер, они поймут, что это охрана и, следовательно, в машине везут нечто ценное. А я вовсе не хочу рисковать своим адъютантом.
Так они и тронулись в путь. Генерал за рулем — скромно одетый пожилой шофер. Адъютант — сверкающий, изысканный, с генеральским портфелем на коленях. А сзади, на почтительном расстоянии, — бронетранспортер.
Свернув с главной дороги на проселок, ощутив колесами шелковистую, прибитую недавним дождем покойную мягкость дороги, генерал начисто выключился из высоких военных забот и стал обычным водителем — он следил за дорогой, ощущая себя как бы слитым с машиной. И эта слитость действовала успокаивающе, укрепляя веру в себя, в собственную удачу. Штаубер редко когда чувствовал себя таким собранным, решительным и умным, как в это еще сумеречное, раннее утро.
В одном месте через дорогу лежала высокая и слишком стройная, для того чтобы удержаться в почве, сосна. Объезда не было, и пришлось переваливать через нее, рискуя сломать рессоры. Адъютант вынул пистолет и тревожно осмотрелся. Штаубер был спокоен.
— Не волнуйтесь, Густав. Это не партизаны. Не забывайте — прошла гроза. А на границах грозового фронта обычно дуют сильные, порывистые ветры. Они-то и свалили дерево. Очень просто, как все в этом мире. Нужно лишь уметь видеть.
Адъютант успокоился, и оба не заметили, что бронетранспортер явно отстал.
Машина юлила по проселку, то огибая опушки, то вырываясь на полевой простор. Узкие, разношерстные и разноцветные полоски посевов странно успокаивали — это были привычные полоски. Хлеба стояли высокие, уже светлые, с позолотой, лишь кое-где в самой глубине отливающие увядающей зеленоватостью. Иногда налетал ветер, и тогда темные на изломе хлебные волны казались живыми.
Неподалеку от глухого леса, на одной из полос, заметили подозрительное колыхание хлебов, словно под водой, возле самой ее поверхности, шла крупная рыбина, верхним плавником оставляя ровную, как росчерк пера, рябь. Но там, над хлебами, на мгновение мелькнула голова в пилотке и скрылась. Генерал посмотрел в зеркальце — бронетранспортер отстал. Приходилось надеяться только на свои силы. Сквозь зубы он приказал:
— Приготовьте оружие, Густав. Опасность справа.
Пока адъютант щелкал затвором, генерал тоже расстегнул кобуру и, вынув пистолет, положил его на колени — тут он будет под руками.
Рябь на хлебной полоске приближалась, и через несколько секунд можно было ожидать встречи, очереди и, может быть, смерти. Штаубер не потерял самообладания. Он знал, как действуют танкисты, как летчики применяют свои противозенитные маневры, а уж как пехота спасается от прицельного огня одиночных выстрелов — он не просто знал: это было в его крови. Так он и действовал. Притормозив машину, он вдруг резко нажал на газ. Отличный мотор великолепно, словно живой, воспринял маневр умелого водителя. Машина рванулась и на полной скорости полетела к лесу.
Важно было проскочить ту полоску, из которой высунулась голова. Если проскочат — значит, большая половина дела сделана. Переднее сиденье прикрыто сзади бронеспинкой: пули его не пробьют. И, нажимая на газ, Штаубер не удержался и посмотрел вправо — опасности в глаза. Над высоким чистым хлебом стояла рослая, широкоплечая фигура и, как огородное пугало на ветру, махала руками. Штаубер не заметил, во что она была одета, не заметил ее лица, но, уже проскочив мимо, вдруг почувствовал, что в этом мелькнувшем человеке есть какая-то очень знакомая деталь — какая, он припомнить не мог. Да и не до этого было генералу.
Машина стремительно влетела в лес, на опушке сделала крутой вираж, промчалась мимо елового мрачного островка, обогнула его и по инерции собственной массы и взвинченных нервов водителя понеслась дальше по мягкой, давно не езженной лесной дороге. Впереди маячил просвет, и Штауберу почему-то показалось, что, как только он вырвется из леса, где обычно сидят партизаны, на простор, он будет в безопасности.
Но генерал Штаубер не учел, что культурные леса обычно окапываются канавами. На самом выезде из леса, там, где строевой, дремучий бор в пору безвременья перешагнул очерченные ему канавами границы и выслал вперед свою молодь и кустарник, машина с разгона влетела в выбитую яму. Что-то звонко хрустнуло, мотор заглох, и машина, до половины проскочившая канаву, медленно сползла вниз.
Как истый водитель, генерал не стал заводить мотор, чтобы выбраться из канавы. Он слышал треск и, действуя уже не разумно, а инстинктивно, прежде всего выскочил на дорогу, чтобы посмотреть, что так звонко треснуло и можно ли двигаться дальше. Он даже не заметил, как с колен соскользнул его пистолет. Подражая своему начальнику, выскочил из машины адъютант и, как будто понимая что-нибудь, стал заглядывать под стоящую в канаве машину.
Разведывательные группы, как всегда, ушли в предрассветные сумерки, когда свет едва брезжил и звуки были стертыми и тягучими. Андрианов связался со своими, потом долго слушал эфир и, когда окончательно развиднелось, вместе с Потемкиным пошел в ближнюю разведку. Они облазили урочище, обследовали пути подхода к своей временной базе. К их возвращению Дробот и Сашка приготовили немудреный холодный завтрак.
Время тянулось медленно. Хотя разведчики старались бодриться, разговаривали они, все-таки приглушая голоса и часто подолгу прислушиваясь.
— А ну его к черту! — рассердился старший лейтенант. — Состояние такое, что не ты охотишься за немцами, а они за тобой. Нужно что-то делать, а то совсем труса запразднуем.
Решили еще раз пройти на окраину леса и понаблюдать за округой, запольными лесами. Прошли вдоль дороги, перепрыгнули канаву и залегли на опушке. Потемкин наблюдал за дорогой, Дробот и
