Чингисиана. Свод свидетельств современников

называется Шиу-Тува*, а слова его ниспосланы с Неба. Добро будет хану в согласии с волею Неба возвратить войска вспять».

Услыхав это, Хасар сказал: «Ты — чиновник по письменной части, если ты не одобряешь войну, то сам можешь себе вернуться. К чему же так говорить, высказывать пустые слова, тревожить у хана душу и создавать препятствия державному делу? Я уже почти шестьдесят лет прожил и за время путешествия по разным землям не видел ничего невиданного и неслыханного. Откуда же в качестве небесного посланника явился ныне этот так называемый Шиу-Тува? Зачем нам слушать небылицы?» В таких выражениях он сильно накричал на него.

Так как Чингисхан считал Алауд-Цуши большим мудрецом и доверял ему, то он не одобрил поведение Хасара и разбранил его. А великое войско повернул обратно и расположился станом у горы Муна.

Когда он расположился лагерем, какая-то сова заухала в дневное время. Государь испугался и приказал [Хасару] ее застрелить. Когда Хасар стал стрелять, взлетела и попала под его стрелу сорока. Сову он не убил. Тогда Чингис разгневался, велел схватить Хасара, надеть на него кандалы и колодку и стеречь его все время отрядом в восемнадцать человек, посадив в темницу с каменной оградой.

После того Чингисхан, возвратясь во дворец, зазимовал там, а на следующую весну опять выступил в поход и расположился станом в местности Хухэбури, на северном склоне мыса Мона.

Начиная с той ночи сделался туман и холод. Поднялась буря. Ни днем, ни ночью не прекращаясь, мело. От этого погибло великое множество людей и коней. В ту пору некий местный человек пришел и рассказал: «Недавно какой-то тангуд, пришедший сюда к нам, остановился в юрте одной здешней вдовы. Эта пурга, как люди говорят, — от его сглаза».

Когда он так сказал, самые смелые из войска пошли поглядеть, а как поглядели, то и увидели, как из метели появляются всевозможные черти. Как показались эти черти, не в силах идти дальше, они вернулись и доложили хану: «Эти скопища чертей никто, кроме Хасара, победить не сможет».

Когда они так сказали, хан приказал: «Выведите из темницы и доставьте сюда Хасара». Хотя Хасар от роду был болен ревматизмом, а в заключении болезнь усилилась и Хасар очень мучился, все-таки, превозмогая боль, он составил едкое зелье, губительное для сонмов чертей, взял лук и стрелы и пошел.

Под начальством Хасара люди перевалили через гору, и чуть только показались из метели черти, как Хасар начал читать сильные заклинания и подавлять чертей зельем. Так он победил чертей. Затем он разыскал этого вредного оборотня-тангуда и с одного выстрела его свалил. После этого снежная метель тотчас прекратилась. Он разрезал труп заклинателя, вынул у него сердце и принес в жертву горе. А воины поймали бабу, которая приютила заклинателя, разрезали на куски и сожгли.

Хан, очень сожалея о том, что он подверг Хасара наказанию, помирился с ним, и они вместе выступили в поход на племя миньяг.

По возвращении домой Хасар стал лечиться у китайского лекаря из рода Ли. Болезнь ног немного прошла, но не излечилась, он становился все слабее и слабее и вот сделался тэнгри (умер). Люди говорят, что хасаровские останки были погребены на большой горе.

Легенда о Гурбэлджин-Тоа-хатун*

О том, что Святейший Владыка покорил Китайское государство и воссел на трон Алтан-хана*, услынал тангудский Шидургу-хан*. Он испугался и направил к Чингисхану посла Тортонга (Дурдана. — А.М.), сына Баян-Сартагара с [известием]: «Согласен быть твоим правым крылом и платить дань».

Когда посол после доклада Владыке возвращался [домой], он невзначай сказал: «Истинная правда, что Святейший Владыка — сын Неба, но наша ханша красивей их ханши! Она так хороша, что при свете ее красоты не нужно зажигать ночную лампаду».

А Владыка приблизил к себе Мунгэлун-Гоа, жену тайчудского Яабуги. Яабуга услышал слова посла тангудов и сказал Владыке: «Есть более красивая женщина, чем моя жена Мунгэлун-Гоа. Это Дочь китайского Джанджан-Сэцэн-Умидая (Жанганай сэцэн Номидай. — А.М.), жена тангудского Шидургу-хана Гурбэлджин-Гоа-хатун. Она так красива, что ночью затмевает свет лампады. Вот бы вам ее взять!»

Владыка послал к Шидургу-хану посла [с такими словами]: «Я [сейчас] отправляюсь на войну с Сартагульским государством. Так выступай же и ты!»*.

Тому послу Шидургу-хан ответил так: «Что это за хан, который еще не завоевал всех, а уже назвался ханом? Зачем мне такой союзник?»

И он не пошел.

Узнав об этих словах, Владыка поклялся своей золотой жизнью не выпустить [Шидургу-хана] из рук. Он прикончил сартагульского Султун-хана (хорезмшаха. — А.М.) и подчинил его народ своей власти. В тот военный поход он брал с собой Хулан-хатун…

У Шидургу-хана давно была желтая с черной мордой собака-вестник по имени Хубэлэн. Святейший Владыка (Чингисхан. — А.М.) трижды выставлял свое белое знамя с девятью бунчуками и три года собирался в поход [на тангудов], но [каждый раз] останавливался. Эта собака в мирное время, когда не было вокруг врагов, лаяла спокойно, но, как только появлялся враг, она лаяла завывая. Она знала о намерении владыки выступить в поход и потому выла уже три года подряд.

«Состарилась моя собака, потеряла умение предсказывать», — думал [Шидургу] и не обращал внимания [на ее вой].

Спустя какое-то время, в год Собаки (1226) в поход было отправлено войско, а затем, в год Свиньи (1227) Святейший Владыка, взяв с собой жену Йисуй (Есуй. — А.М.), лично выступил, предводительствуя войсками. [По пути следования войск] Святейший Владыка увидел выступающий мыс горы Муна и соизволил сказать:

«Когда держава в расстройстве,
Здесь хорошее убежище.
Когда держава в покое,
Здесь прекрасное место для жизни.
Да будут эти места заповедными для маралов!
Да станут эти места нашим последним приютом!»

Увидев на дереве сидящую дурноголосую сову, Владыка приказал Хасару ее застрелить. Хасар выстрелил. Сова улетела, и вместо нее у пролетавшей мимо сороки оказалось отстреленным крыло.

Владыка со словами: «Погоди же!» — выхватил меч, но в это время Улуг-ноён (Баргуудай урлуг ноён. — A.M.) сказал: «Говорят же: замышляешь сделать доброе дело, а получается плохое. Государь, рассудите это сами!»

Владыка одобрил эти слова и согласился.

После этого слуга Мэчин сказал Владыке: «Напившись водки, твой младший брат Хасар взял за руку твою жену Хулан-хатун».

Когда он так доложил, то [Владыка] послал слугу Мэчина к Хасару с приказанием добыть орлиные перья.

Хасар сказал: «Хотя он и является Владыкой над всеми, но как понадобились орлиные перья, то и я сгодился» — и отдал орлиные перья. [Мэчин] их не взял, сказав: «Все запачканы в копоти», — и вернулся.

После этого слуга Мэчин был снова послан за птицей лысухой, которую приказано было убить. Когда птица лысуха пролетала, [Хасар] спросил у слуги Мэчина: «В какое место стрелять?»

Мэчин ответил: «Стреляй в промежуток между желтым и черным [пятнами]». Когда же последовал выстрел, то у птицы оказался отбитым клюв. «Для человека ханского достоинства нужны перья орла. Это не то, что перья птицы лысухи. Да они еще и в крови». И он не взял их.

Из-за этого Владыка разгневался и сказал: «Раньше Хасар соединился с семью хонхотанцами*. Потом убил сладкоголосую сороку, когда было приказано убить дурноголосую сову. Теперь не дал мне перья