утверждали, что за последней чертой отношения между мужчиной и женщиной сведутся к совместному благорастворению в молитвенном экстазе. То, что наша героиня, краснея, иногда представляла себя делающей (и делающей многократно!) с так поразившим ее воображение русским, прямо скажем, ничего общего с вышеупомянутым благорастворением не имело.
И если уж быть до конца честной, когда Лена упомянула о том, что Мари хотела бы воспользоваться своей женской привлекательностью для достижения каких-то целей, в этом была доля если не правды, то по крайней мере чисто женской проницательности, позволяющей иногда видеть в других то, что они, возможно, еще сами не осознали. Конечно, не было и речи о том, что она заигрывала с Красавчиком и сознательно спровоцировала его на животную сцену прямо посреди трапезной. Однако если бы речь шла о более цивилизованном предложении — скажем, помочь устроить дело с дочерью в обмен на некие физические манипуляции с ее телом, — что ж, это было ее тело и это был бы ее выбор. Дочь и ее страдания значили для нее гораздо больше. И потому она, не колеблясь, приняла решение и вернулась в Ад, не только фактически предав помогшего ей человека, но и скорее всего потеряв возможность когда-либо его увидеть.
Собравшийся на конце сигареты пепел неряшливо упал на колени. Как ни странно, эпизодическое желание покурить стало у нее появляться только после смерти. «То ли еще будет! Погодите, это из меня еще не все католическое воспитание вышло!» — меланхолично подумала сероглазая брюнетка и решительно растоптала окурок в красной пыли. Когда она встала со скамьи у общественной библиотеки — Ад в этом плане выгодно отличался от тоталитарной невежественности святош, — то вздрогнула: перед нею стоял ее старый знакомый Уриэль. Выглядел он гораздо менее уверенным, чем в их последнюю встречу, предшествовавшую экстрадиции. Черный плащ был ободран и местами опален, галифе и до блеска начищенные сапоги уступили место пыльным сандалиям. Наглый блеск в глазах сменился затравленным выражением привыкшего к безнаказанности, но вдруг крепко побитого хулигана. Казалось, он постарел, хотя в потустороннем измерении это было в принципе невозможно. Оглядев его, Мари бесцеремонно прокомментировала:
— Вас что, уволили?
— Надо поговорить! — не поддаваясь на провокацию, сдержанно ответил посланец Рая.
Глава 3
Огромное окно в одной из высоченных башен Цитадели давало возможность увидеть удивительную панораму. Одну половину горизонта, затянутого едко-оранжевой дымкой, занимал Гиблый лес — место, куда без особой надобности избегали соваться даже черные ангелы, демоны и прочая сверхъестественная нечисть. По слухам, когда во время восстания в Эдеме Михаил в результате тяжелых сражений вышиб мятежников из Рая, война переместилась именно сюда, на неведомо зачем сотворенный Богом гигантский пузырь. И поскольку стесняться здесь было некого, а обстоятельства, прямо скажем, требовали принятия решительных мер, то меры не заставили себя ждать, и Михаил, с благословения Самого и с его (или ее) непосредственной помощью, аннигилировал до состояния радиоактивной пыли обширное пространство на самом крупном материке пузыря вместе со всеми его защитниками. Или почти всеми защитниками. Ибо, как оказалось и чего не знали, на свое счастье, отцы Церкви, мутировавшая нечисть была еще хуже нечисти обыкновенной.
Вторую половину видимого из Цитадели мира занимала столица. Огромный мегаполис не имел ничего общего с благостными видами Рая. Он напоминал простирающееся на сотни километров лоскутное одеяло, где каждый из лоскутов представлял собой очередной земной исторический промежуток. Как бы ни кичился потусторонний мир своей вечностью и Богом данной исключительностью, большинство творческих идей он черпал именно от людей — живущих и умерших. В результате каждый из подобных районов неизбежно носил отпечаток своего времени с тем исключением, что здесь никто даже не пытался как-то ограничить творческую фантазию зодчих, загремевших в Ад на постоянное место жительства. В сочетании с имевшимися в загробном измерении несколько необычными законами физики это привело к возникновению иногда довольно причудливых архитектурных шедевров. Вроде прозрачных домов из стекла для осужденных на бесконечную, сводящую с ума бессонницу или крошечных домиков-скворечен, венчающих уходящие далеко вверх каменные колонны для заслуживших вечное одиночество.
Сама Цитадель — резиденция Принца Тьмы — была построена в стиле древней израильской крепости Мосада. В начале нашей эры римские легионы, подавлявшие остатки самого свирепого мятежа в вечно неспокойной провинции Иудее, с огромным трудом, большой кровью и лишь спустя долгие месяцы смогли взять удивительное оборонительное сооружение, считавшееся неприступным. Когда из-за голода и жажды падение крепости стало неизбежным, ее защитники убили друг друга и свои семьи. Теперь гарнизон Мосады, в полном составе попавший в Ад и за свирепую храбрость произведенный в ангельское сословие, нес почетную службу охраны. Цитадель венчала собою скалу, которая, в свою очередь, торчала из обширного бездонного озера, полного никогда не таявшего льда. Во льду тем не менее каким-то образом легко передвигались и неплохо себя чувствовали чудовища, похожие на червей с акульими мордами. Некоторые знаменитые естествоиспытатели, попавшие в Ад за неуемное любопытство, разумеется, попробовали выяснить глубину ледяной бездны. Это им не удалось. При этом некоторые стали жертвами хищных беспозвоночных. Единственным, что выяснили выжившие ученые, был тот факт, что, совершенно необъяснимым образом, глубина однозначно превышала толщину сравнительно тонкой корки материка. Но это была не первая и не последняя загадка миров, созданных Господом нашим.
Аналитик, в задумчивости смотревший на открывавшийся за огромным окном вид, услышал приближающиеся сзади шаги и оглянулся. Это был Нергал. Начальник секретной полиции улыбнулся и сказал:
— Обсудив некоторые протокольные вопросы, мы пришли к выводу, что, коль скоро вы еще живы, вас можно считать лицом с дипломатическим статусом. Это, если хотите, позволит обойтись без ритуала
— А это еще что? — поинтересовался Аналитик.
— Это в переводе с латыни означает поцелуй Люцифера в анальный проход или половой член. Разумеется, все зависит от идеологической принадлежности и вкуса. Как в средние века, так и сейчас нашлось бы немало желающих прикоснуться к упомянутым органам нашего повелителя.
— Я не буду настаивать на этом ритуале! — поспешно заверил Аналитик.
— Что ж, — опять улыбнулся похожий на владельца бразильской плантации собеседник, — в таком случае пойдемте: вас ждут. Да, а часы отдайте. Пусть они пока здесь полежат. Да и пулемет вам там не нужен: поверьте, все равно не помог бы!
Когда Аналитика ввели в огромный, без окон, зал, освещенный огнем горящих газовых светильников, он невольно ахнул. Зал, оформленный исключительно глубоким черным цветом и золотом, казалось, не имел верхнего предела. Во всяком случае, нескольких огромных газовых факелов, озарявших неясным мерцанием лишь ограниченное пространство, было явно для этого недостаточно. Посреди зала, на возвышении, стоял трон. Нергал легко подтолкнул нашего героя. Аналитик приблизился к сидящему на троне существу. Даже после всех произошедших с ним в последнее время приключений аудиенция у Диавола, несомненно, являлась далеко не самым ординарным событием. Набравшись наконец смелости и подняв глаза на сидевшего, Аналитик еще раз удивился. Перед ним был вполне обычно выглядевший пожилой человек — с небольшой седой бородой, усами и плешью. Лицо его было странно знакомым. Единственное, что с первого взгляда поражало в нем, были глаза, которые в полумраке зала иногда вспыхивали то желтым, то красным светом, что, безусловно, производило не самое приятное впечатление. Повелитель Тьмы внимательно оглядел Аналитика и голосом пожилого добряка прокряхтел:
— Так, значит, поцеловать меня в интимное место вы, юноша, не захотели! Не находите ли вы подобную щепетильность странной для смертного, добровольно прибывшего в наше заведение? Можно сказать, неразумно невежливой?
— Я, ваше высочество, прибыл с несколько иными целями, — постарался как можно более невозмутимо ответить Аналитик.
