Перед отъездом в Америку, чета русских еврейских артистов, как они себя называли — Б. Юнеско и Ф. Пружанов — поставила оперетту в 3 актах 'Мадмуазель Ейцер Горэ' на еврейском языке (не знаю уж, на идиш или на иврите), прошедшую с огромным успехом. Пружанов выступал исключительно в Саде-Театре 'Палермо' (Коммерческая, 30), отметившем в 1922 г. свое 15-летие.
Исполнение некоторых еврейских песен включила в один из своих больших концертов любимица харбинской публики А. И. Загорская. Вслушаемся в названия этих песенок: 'Шлоф майн кинд', 'Дер пароль', 'Ейли-Ейли', 'Де мезинке', 'Ломлир зих Ибер бейтн'. Исполнила она и новые в то время русские песни: 'Весною', 'Завет женщинам', 'Незабудки', 'Хочу цветов', 'Угол', 'Пикадилли', 'Сломанные лошадки'.
Наконец, зимний музыкальный сезон 1920/21 года в Желсобе (19 сентября) и в Комсобе (23 сентября) был открыт знаменитым квинтетом имени Л. С. Скидельского, созданным братьями Соломоном и Семеном в память своего отца. Выступив в роли меценатов, они затратили на создание своего детища крупные средства. Состав квинтета: первая скрипка — А. Гиллерсберг, вторая скрипка — А. Кончестер, альт — И. Подушко, виолончель — И. Шевцов, рояль — И. Гиллерсберг.
Солистом вечера в Железнодорожном собрании был И. Шевцов. В программе вечера: Квартет Шуберта, Концерт Де-Сверна, Квинтет Синдинга.
Этим выступлением открывалось концертное турне квинтета по Китаю, Японии и Филиппинским островам…
Теперь о праздниках в российской колонии в Маньчжурии.
Что хотелось бы сказать
Прежде всего то, что их было много. Число праздников диктовала особенность жизни большой многонациональной колонии в Китае — прежде всего присутствие здесь последователей многих конфессий — православия, католичества, лютеранства, иудаизма, ислама. Было сильно влияние Японии. Наконец, это был именно Китай со своими национальными и государственными праздниками. Таким образом, праздничные дни были русские, китайские, еврейские, японские, польские и другие (в Харбине проживали представители 35 различных национальностей). После 1924 г. — перехода КВЖД в совместное советско-китайское управление — к ним добавились еще и государственные праздники СССР. И все они — русские православные, китайские, советские — входили в Табель праздничных дней на КВЖД, который в 1928 году, например, насчитывал 90(!) таких дней.
Не верите? Хотите — проверьте.
А в 1923 г., еще до нововведений, в преддверии Нового года и Рождества появился фельетон 'Отставка праздникам', в котором журналист 'протестовал' против обилия в Харбине всякого рода праздников, от которых некогда отдохнуть… Такие же настроения в отношении подготовки к праздникам чуть позже выражались в другом фельетоне — 'Муки праздничные' Виктора Сербского (псевдоним весьма популярного в 20-х годах журналиста Льва Валентиновича Арнольдова):
'Мы живем на грани двух эпох. Перепутались времена года. В Харбине — в особенности: Харбин любит праздновать все в удвоенном количестве.
Именины — дважды: и на Онуфрия, и на Антона.
Рождество — дважды: 25 декабря для иностранцев и 7 января для православных.
Пасху — трижды — русскую, еврейскую и польскую. А Новый год — даже четырежды: 1 января, 14 января, китайский и еврейский.
Вот тут и попляши!'
В дополнение к этому в летний период рабочие и служащие КВЖД получали 'льготную субботку', т. е. выходной день, когда они могли съездить на какой-нибудь из многочисленных курортов дороги. Во что это выливалось? В то, что в пятницу (в укороченный рабочий день!) железнодорожник садился в поезд, который доставлял его, предположим, в Чжаланьтунь, где он со всеми удобствами отдыхал. Два с половиной дня, между прочим… А вечером в воскресенье садился в поезд, который в понедельник к 9 часам утра доставлял его прямо на рабочее место…
Неплохо, не правда ли?
Праздники!..
Действительно, много их было в Харбине и на Линии — русских, китайских еврейских, японских, польских…
Но один был истинно общенациональный, международный — Масленица.
Широкая Масленица… Блины! Со всеми онерами… 'У Чурина все для блинов!' — писала 'Заря'. Приведу эту заметку для иллюстрации Масленицы 'по-харбински' в 1936 году:
'В винно-гастрономических отделах Т/Д Чурин и K° в дни широкой Масленицы — особое оживление.
Харбинцы спешат здесь запастись всем, что нужно для масленичного стола, начиная от особого сорта муки для блинов и кончая соответствующими приправами и винами. Привлекает взор покупателей исключительный выбор балыков — от 1,2 гоби фунт [гоби и ниже фэн (копейка) — денежные единицы марионеточной империи Маньчжоу-диго. — Г.М.] и дешевле, тут и осетровые, тайменевые, белорыбьи, нельмовые, сазаньи и пр.
Икра осетровая зернистая и паюсная, икра кетовая.
Особенно рекомендуется вкусная чавыча, напоминающая хорошую двинскую семгу, но вполне доступная для покупателя по цене — всего 44 фэна фунт, кета малосольная предлагается по 20 фэн фунт, хрящи осетровые — 25 фэн фунт, осетрина соленая — 40 фэн, сельди разного вкуса от 15 фэн штука. Кильки, шпроты сардины, крабы, грибы, масло, первосортная сметана и т. д.
К блинам же — водка чуринская 'Жемчуг', собственные вина, 'Золотой букет' 1 гоби бутылка, рислинг — 1,25 и т. д.
Все продукты гастрономии — лучшие по вкусу и доступные по цене, чем где-либо'.
А в 1923 г. газета в статье — 'Масленица по-харбински!' писала: 'Масленица праздновалась всюду — дома, в клубах, ресторанах, театрах, в… участках. В помещение участков пьяных приводили взводами…'
В тот год на Масленицу на сцене Желсоба был устроен (настоящий!) 'Бой быков в Севилье' — гвоздь программы. И была одна жертва… Павшую от рогов быка лошадь продали 'ради шутки' с аукциона, победителем которого стал Наум Харитонович Соскин.
В то время была популярна миниатюра, в которой выступала артистка Леля (Ольга) Алексеева со своим партнером. В миниатюре были такие слова:
Без женщины мужчина — Как без паров машина, Как мир земной без дураков, Как местный Соскин без бобов.
Это мне напомнил в какую-то веселую минутку мой отец. 'Купцы наши, — говорил он, — действительно, драли с нас шкуру, но много занимались благотворительностью!'
В одном из концертных номеров — 'Серенада четырех кавалеров' — артисты объяснялись в любви к… КВЖД, сидевшей в образе артистки Даниловой на балконе.
А Григорий Григорьевич Сатовский-Ржевский (старший) вспоминал о Масленице в статье 'Блины по Гоголю' так: 'Чем на Руси в старину поминали 'широкую Масленицу'?
Взрывом узаконенного веселья, каким 'на последях', перед длинным и строгим великим постом, — по церковному 'четыредесятни-цею' — платили люди дань слабостям своей телесной природы. А так как 'веселие Руси есть питие' — по словам Равноапостольного князя Владимира, — то, конечно, преддверие периода обязательного воздержания ознаменовывалось, прежде всего, усиленным возлиянием… Далее следовали чисто национальные, шумные развлечения, приготовленные к зимнему времени года: катанье с гор, катанье на санях на тройках, хождение по соседям 'ряжеными', катанье по улицам чучела Масленицы, которое и сжигалось, наконец, за околицей в последний день карнавала, — Прощеное Воскресенье.
Но все это — только второстепенные аксессуары 'русского карнавала', — впереди всех их стоял обычай вытеснения всех 'перемен', т. е. блюд, народного стола — единодержавными блинами, этим символом 'красного солнышка', вступавшего, после зимнего 'солнцеворота' в свои права.
И впрямь — что это за Масленица без блина? Блин — ее альфа и омега, и не было на Святой Руси хижины, где бы во дни мясопуста не воздавали чести этому тяжелому кушанью со множеством к нему 'припе-ков' и 'прикрас' — яйцами, сметаною, маслом и бесконечными дарами обильных вод — рыбною