получилась одна семья, в которой и горе, и радость пришлось делить пополам и иметь сплошную борьбу за свое существование…'.

При эвакуации из Владивостока в Харбине обосноваться было невозможно. Удалось 'зацепиться', с большими трудностями, в русском поселке при станции Цицикар. Елена Кесаревна часто просиживала до утра за иголкой, поддерживала семью шитьем, а Альфонс Юлианович весной начал было работать на дороге по лесонасаждению. Дело в том, что окружавшие Цицикар сыпучие пески заносили станцию, которая вся была в песчаных буграх, а улиц как таковых вообще не было, они все были занесены песком.

И тут А. Ю. Романовский описывает весьма характерное для КВЖД того времени явление:

'Управляющим дорогой был Остроумов, он часто наезжал, осматривал весь поселок и приказывал вести борьбу с этими сыпучими песками. Пошел я в качестве поденного рабочего. Полдня проработал, копал ямы, а после обеда зовет меня лесовод и говорит, что извините, но я Вас не могу держать на этой работе, так как учком протестует, что я Вас принял, а Вы — бывший офицер, и потому нельзя Вам дать работу на участке [А работы на участке, как отмечает автор, было очень много. — Г. М.]. И протягивает мне 30 копеек из своего кармана за полдня. Ясно, я этих 30 копеек не взял и поблагодарил, что он хотел дать мне работу, но раз протестуют, так и ладно'.

Удалось взять за 120 руб. (на 20 % дешевле всех остальных) подряд на планировку одной из улиц поселка. Надо было, — пишет А. Ю., — с будущей улицы сначала убрать песчаные бугры, потом ее, уже с ровной поверхностью, распланировать, уложить на нее слой навоза, вновь покрыть песком, посадить деревья. 'Тогда я пригласил из бывших офицеров, проживающих на станции Цицикар, 7 человек, а сам — восьмой. Взяли носилки деревянные с ящиками и лопаты и приступили к работе. Со стороны была картина непривычная. Обыкновенно на всех работах увидишь одних рабочих-китайцев, а тут появились на улице русские ребята, в гимнастерках, в брюках галифе и в сапогах. Железнодорожники прохаживались по улице, засматривались на эту необычную картину. И пошли разговоры: работают как львы.

Эту работу закончили и сдали за 15 дней, заработав таким образом на брата по 15 рублей. И вместо установленной поденной работы по 60 коп. в день каждый из нас выработал в день по 1 руб. Таким вот образом я попал в рядчики КВЖД.

Приезжал на нашу станцию управляющий дорогой Остроумов. Он имел привычку при своих осмотрах очередных станций ходить по закоулкам и задам поселка. Причем всегда бегом, а за ним следовала целая вереница служащих: начальник участка, смотритель и все другое начальство. На ходу он находил непорядки, распекал за грязь и т. д. Осмотрел принятые меры по укреплению песков, посадки деревьев признал правильными, планировку улиц таким способом утвердил. И приказал, чтобы, кроме этих работ, вокруг поселка со стороны, откуда дуют ветры и несут песок из дюн, установить деревянные щиты вышиной по три сажени каждый, чтобы задержать несущиеся пески и не дать им засыпать ж. д. поселок ст. Цицикар.

Эту работу мне, как уже рядчику, удалось заполучить тоже. Которую я и выполнил со своей вновь организованной рабочей группой из бывших офицеров. Так что на некоторое время мы нашли источник для своего существования', — так завершает Альфонс Юлианович описание этого первого этапа своей новой жизни (рукопись находится у автора).

Ноябрь—декабрь 1920 г. КВЖД забита беженскими эшелонами. Теплушки… Молодая мама в вагоне (мальчик спит в уголку на сложенном вдвое зимнем пальто) ночью вяжет крючком бесконечные пуговки. Час-другой — дюжина пуговиц. Получишь завтра пол-иены, значит, три бутылки молока для тебя. Посидеть всю ночь — то и четыре дюжины можно сделать. Но только свечи! Ведь фунт 50 сент.

Но не нужно акцентировать лишь одни страдания этих русских людей, напомню: только за границей они спасли свои жизни.

А такое нарочитое, сохраняющее определенный политический подтекст, подчеркивание страданий, якобы бедственного положения основной массы 'белых' эмигрантов, хотя теперь, слава Богу, уже не 'агонии', как писалось до сих пор, отчетливо просматривается и сегодня в работах некоторых современных российских историков.

Бедняки и несчастные люди были во множестве в этот период, да и позднее, также и в советской России. Право, стоит оглянуться и посмотреть, как жили в эти годы простые люди на советской родине. Хозяйственная разруха, террор против народа, реквизиции, поборы, массовые расстрелы крестьян, духовенства, аресты, страшный голод в Поволжье, унесший сотни тысяч, если не миллионы жизней как намеренный, искомый результат политики Ленина и РКП(б), утрата духовных ценностей, постоянное неизгладимое чувство страха, оставшееся в подсознании на многие последующие десятилетия… Многое можно еще к этому добавить.

Беженцы же, к счастью для них, ничего этого не испытали… Хотя они и жили на чужбине, но не испытывали гнета и унижения со стороны китайских властей. Они постепенно преодолевали трудности, добиваясь для себя спокойной и обеспеченной жизни.

Врач Н., который в условиях безработицы начал с того, что бесплатно обходил больных на Зеленом Базаре, а потом, когда они поверили в него, брал с них по 30 копеек за визит…

Новоявленные невольные 'купцы', начинавшие с грошовой торговли вразнос, затем на лотке, потом открывавшие собственные лавки и магазины.

Домашние хозяйки, с их домашними столовыми, где было все так вкусно и очень дешево…

Нужда вызвала к жизни появление сначала в Железнодорожном собрании, затем в других городских ресторанах и кафе так называемых интеллигентных кельнерш, составивших эпоху в жизни Харбина. О дамах, часто из среды интеллигенции, бравшихся за эту нелегкую работу, слагали стихи. Когда многие из них стали оставлять свои рабочие места, что позволили возросшие заработки мужей, газеты особо отмечали это явление как примечательное для истории Харбина.

И упрочивалось благосостояние, росли предприятия, лавки, магазины, рестораны и кафе, постепенно крепчая и приобретая вид, в конце концов достойный своего иногда слишком громкого названия.

Вместе с тем совершенно очевидно, что оставалось и немалое число людей, не нашедших себя, не добившихся высоких заработков, остававшихся бедняками. В эмиграции оказалось и очень много инвалидов, детей-сирот, просто одиноких пожилых людей, которые постоянно нуждались в благотворительной помощи и получали ее (см. раздел Благотворительные организации российской эмиграции в Маньчжурии в моей работе 'Российская эмиграция в Китае. 1917–1924 гг.', с. 62–71).

Но в целом уже в первые тяжелейшие годы российская эмиграция продемонстрировала громадную жизненную силу, умение и способность выживать в неимоверно трудных условиях. Она сумела возродить свою жизнь — напряженно трудясь, борясь за каждый кусок хлеба, изыскивая всевозможные средства к существованию. За какие-то два-три года эти люди, занимаясь торговлей, работая в промышленности, в сельском хозяйстве, сумели встать на ноги, в ряде случаев открыть собственные предприятия, создать крепкие сельские хозяйства самого разного профиля, вызвав в Харбине и на линии небывалый подъем легкой и пищевой промышленности, сферы бытового обслуживания, торговли и предпринимательства.

Вот факты, которые поражают, но это — абсолютная реальность!

В условиях беженства (как правило, потери всей собственности) к началу 1925 г. у российских владельцев в одном Харбине, благодаря их трудолюбию, настойчивости и предприимчивости, уже имелось: 5 коммерческих банков, 4 тепловые электростанции, 8 паровых мельниц, 66 заводов и фабрик (в том числе 10 водочных), более 260 различных мастерских, 12 транспортно-страховых компаний, 25 предприятий оптовой торговли, 44 торговых склада (в том числе 11 лесных), около 100 промтоварных и 180 продовольственных магазинов, более 150 предприятий общественного питания, 3 театра, 8 кинотеатров, 25 типографий и издательств, 32 гостиницы, 66 аптек, 34 книжных и писчебумажных магазинов, около 165 предприятий различных коммунальных услуг и пр., и пр. — всего более 1200 производственных, торговых и финансовых предприятий, культурных и иных учреждений, принадлежащих российскому капиталу.

Цифры, которые можно было бы назвать фантастическими, не будь они, повторюсь, совершенно реальными!

Все это подсчитано мною по книге: 'Весь Харбин на 1925 год: Адресная и справочная книга'. По образцу суворинских изданий: 'Весь Петроград', 'Вся Москва'. Харбин, 1925, 470 с. Редактор-издатель — Сергей Тимофеевич Тернавский, проживавший по адресу: Сунгарийский пр., 25/118. кв. 1. Он выпускал такие объемистые ежегодники вплоть до 1927 г. Поистине, перед подобным титаническим трудом нужно снять шляпу!

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату