Помощником директора по учебной части и начальником учебных механических мастерских был инженер Савельев. Производил очень благоприятное впечатление своей интеллигентностью. Он же читал 'Технологию дерева и металла'.
Инженер Владимир Оскарович Фрейберг (его имя находилось и, вероятно, находится на золотой доске Института инженеров путей сообщения имени Александра I) читал нам дифференциальное исчисление. Математика вообще давалась мне легко, так было и с дифференциальным исчислением, тем более, что основы его мы проходили в Коммерческом училище.
В дальнейшем 'Интегралы' нам читал профессор Федор Николаевич Индриксон. Для меня было большим удовольствием решать интегралы всякими способами. Сохранились у меня решения 110 интегралов. Сохранились также (еще от Коммерческого училища) решения всех геометрических задач по планиметрии и стереометрии по задачникам Рыбкина.
Инженер Георгий Антонович Падувани читал нам 'Обыкновенные дороги'.
Инженер Сергей Николаевич Дружинин преподавал 'Рисование'. Он закончил институт в Дармштадте в Германии. С ним мне пришлось повстречаться еще раз в 1938 году в фирме 'Лотар Маркс' в Мукдене (в теперешнем Шэньяне). Обстоятельства сложились так, что после смерти главного инженера фирмы В. Паличека я, будучи производителем работ фирмы в Синьцзине (Чанчуне), был вызван в Мукден для временной замены Паличека.
Нужны были технические расчеты и сметы на новые работы, а это лежало на обязанностях главного инженера. К Марксу приехали несколько инженеров, и в их числе инженер Дружинин, претендующие на должность главного инженера. Вскоре из всех приехавших остался только Дружинин, и мои сослуживцы по фирме считали, что он и будет главным инженером, причем говорили мне: 'Эх, Василий Георгиевич, ничего вы не предприняли, чтобы остаться главным инженером!' На эти упреки я резонно отвечал: 'А что мне следовало делать? Пойти к Марксу и сказать — 'назначьте меня'?! Нужно сказать, что все происходившее меня не очень волновало. Да и оно скоро закончилось: Дружинин уехал, а Маркс назначил меня. В этой должности я пробыл до конца 1941 г. — до момента закрытия фирмы, просуществовавшей в Китае 35 лет.
Инженер Юрий Осипович Григорович (профессор с 1946 г.) — после сообщения нам 'Норм проектирования искусственных сооружений' руководил проектированием нашей первой 'настоящей', как мы говорили, технической работы — железнодорожной мостовой балки со сплошной стенкой.
Павел Фаддеевич Козловский — декан Дорожно-строительного отделения, учил нас изысканиям и постройке железных дорог.
Павел Николаевич Радищев — наш кумир, образец изумительной манеры передать все сложное очень просто и наглядно.
Вначале с ним изучали начертательную геометрию. Его способ изложения этой, как будто и простой, но основанной на абсолютном понимании, науки, остался со мной навсегда! И в будущем, когда через 25 лет, в 1951 г., я был организатором и первым заведующим Кафедрой начертательной геометрии и графики в Харбинском политехническом институте, я целиком воспринял 'радищевскую' манеру изложения этой науки — и очень удачно!
В дальнейшем П. Н. читал нам статику сооружений и мосты. Читал великолепно!
Его эрудиция изумляла! Как-то мы, не найдя нужного нам ответа ни у Патона, ни у Передерия, обратились к Ю. О. Григоровичу. Он тоже не смог удовлетворить нашу любознательность и сказал: 'Поговорите с Павлом Николаевичем — если и он не знает, то уж никто не знает!' П. Н. — знал!
Как-то в одном из примеров расчета мостов М. Покровский и я не могли расшифровать фигурирующие там '4 сантиметра'. Пошли к П. Н. Выслушав нас, он сказал: 'Это очень просто!' И буквально за полминуты словами и своими выразительными руками объяснил, в чем дело. Мне и Мише оставалось только изумленно переглянуться.
Профессор был страстным меломаном, часто посещал харбинскую русскую оперу, сам недурно играл на балалайке. Вспоминается такой эпизод. Однажды в перерыве между парными лекциями мы задержали П. Н. своими вопросами, а потом под впечатлением увиденной вчера 'Аиды' с участием нашей любимицы Марии Васильевны Теодориди и зная, что П. Н. любит музыку, поделились с ним своими восторгами. 'Да, — сказал П. Н., — голос у нее великолепный, но так трудно видеть ее Аидой, ведь она все же — вот', и он руками изобразил что-то кубическое! А мы, как-то никогда не обращавшие внимания на фигуру Марии Васильевны и только восторгавшиеся ее сильнейшим и красивейшим драматическим сопрано, вдруг поняли, что М. В., действительно, как говорят, 'кругом шестнадцать'! Но это открытие нисколько не изменило нашего отношения к М. В.
Инженер Митрофан Павлович Извеков читал нам 'Паровые машины' и 'Паровозы'. Читал интересно, но нам, строителям, 'эта механика' казалась такой далекой!
Профессор Семен Николаевич Петров разъяснял нам все таинства знаменитого и такого важного инженеру предмета, как 'Сопромат'! И разъяснял просто отлично!
Пришлось опять заниматься химией, только в значительно большем объеме, чем это было в средней школе! Чтобы знать химию, ее нужно было полюбить хотя бы на время! И как это было трудно, несмотря на то, что наш лектор доцент Григорий Александрович Житов делал для этого все! И делал блестяще!
Инженер Михаил Дмитриевич Глебов читал нам 'Орошение и осушение'. Изложение было очень интересным и новым в то время, а мы интуитивно чувствовали огромную и блестящую будущность этой науки.
Владимир Андреевич Барри (профессор в 1946 г.) — первый в России 'железобетонщик'. Он научил, в частности, меня не только 'понимать' железобетон, но и навсегда полюбить его, относиться к нему как к живому существу! Интуитивно чувствовать многое, с ним связанное.
Николай Капитонович Пафнутьев знакомил нас с 'Деталями машин'. Это был специалист высочайшего класса! Мы признавали это, но предметом не восторгались.
Владимир Николаевич Флеров, милейший человек, читал нам 'Элеваторы и канатные дороги'. Интересной особенностью его лекций было: при указании размеров чего-нибудь он обязательно прикидывал этот размер соответствующим расстоянием между своими руками, говоря, например: 'Ну, скажем, 30 сантиметров', — при этом всегда старался быть, в этом наглядном изображении длины, очень точным!
Леонид Александрович Устругов очень хорошо посвящал нас в сложное железнодорожное дело, читая курс 'Железные дороги'. Бывший Начальник департамента казенных железных дорог до революции, он после революции был министром путей сообщения в Сибирском правительстве. Его называли 'Энциклопедией железных дорог', и я считаю это вполне оправданным. Мы, студенты, между собой называли его 'в отношении длины' потому, что это выражение у него, как у других 'так сказать', почему-то употреблялось им по самым разным поводам!
Читая нам раздел 'Расчет верхнего строения железнодорожного полотна', он избрал систему расчета, где силы снабжались самыми разнообразными индексами, например, 'Р' с комой (с запятой), 'М' с двумя комами и т. д. Это затемняло общую картину и осложняло понимание. В перерыве между парными лекциями мы, несколько студентов, начали сравнивать только что прочитанную часть расчета с таким же расчетом, прочитанным нам по 'Статике' П. Н. Радищевым. Там, как всегда, все было просто (!) и понятно. Л. А., остававшийся в аудитории, подошел к нам и заинтересовался методом расчета 'по Радищеву'. Он просматривал расчет минут 10–15 после начала уже следующей лекции, а потом сказал: 'Метод расчета очень интересен, не буду возражать, если он будет применяться в ваших ответах'.
Леонид Александрович неоднократно говорил нам, что мы, русские, слабо представляем себе отрезки времени (часов) и плохо используем время! Рассказал о случае с ним во Франции, который заставил его чуть ли не впервые задуматься о времени всерьез. 'Приехав на вокзал, почти (как мне казалось!) к самому отходу поезда, я очень волновался и торопил моего носильщика. Тот удивленно взглянул на меня и сказал: 'Мсье, ведь до отхода поезда еще две минуты!'
Репатриировался после продажи КВЖД в 1935 г. в СССР, был необоснованно репрессирован в 1937 г. и погиб в лагере.
Сергей Александрович Савин (профессор с 1946 г.) прочитал нам большой и великолепный курс 'Аналитической геометрии'. Он обычно начинал лекцию, едва прикрыв за собой дверь в аудиторию. И дальше все 45 минут — только формулы, без каких-либо посторонних отвлечений, и после перерыва опять такие же 45 минут! Во время лекции задумываться над материалом не было времени, поэтому совершенно
