необходимо было разбираться с материалом в ближайшее же время после лекции.
До преподавательской деятельности С. А. был исполняющим обязанности Управляющего Амурской ж. д. и строителем знаменитого железнодорожного моста через реку Амур. Симпатичнейший и образованнейший человек, он, по непонятной странности, говорил вместо 'теперь' — 'тетерь'. Ну, и это, конечно, было поводом различных шуток среди студентов! Николай Семенович Кислицын основательно знакомил нас с 'Водяными сообщениями' и 'Портовыми сооружениями'. Лекции привлекали внимание новизной и необычностью материала. Мне, в частности, эти науки пригодились в 1948 г., когда в Проектной конторе Китайско-Чанчуньской ж. д. пришлось разрабатывать защитные меры против бушующей иногда р. Сунгари около Харбина.
Если мы иногда просили Н. С. рассказать что-нибудь из его богатой в прошлом деятельности, он обычно начинал: 'Когда я был молодым…'
Дмитрий Александрович Борейко — до революции начальник Гатчинской авиационной школы — читал нам 'Основания и фундаменты'. На Электромеханическом отделении он читал теоретическую механику и неоднократно, как передавали нам студенты, говорил, что мы (т. е. строители) не знаем теоретической механики, которую нам читал профессор Н. М. Обухов, и что он, Д. А., докажет это. Зная его как интересного лектора, оживлявшего лекции юмористическими вставками, мы не придавали значения этим разговорам. Но в действительности, на экзамене эти 'угрозы' были им применены! Причем, как мне кажется, даже не 'со зла', а просто из желания порисоваться и показать 'вот, дескать, я какой!'.
На экзамене Н. М. Обухов был экзаменатором, а П. Н. Радищев и Д. А. Борейко — ассистенты. Между прочим, мы знали, что П. Н. Радищев не любит Д. А. Борейко. На вопрос 'Кто желает отвечать?', как это часто бывало, вышли братья М. и С. Покровские и я. Нами в этих случаях всегда руководило желание ответить как можно раньше, покуда свежа голова и бодрое настроение. Подготовившийся к ответу М. Покровский получил у Н. М. '5', у П. Н. тоже '5', а попав на ответ к Д. А. Борейко, получает '2'!
То же точно повторяется и со мной! Расстроенный этой абсолютно несправедливой неожиданностью, я, как говорили потом студенты, 'пошел красными пятнами'. Я заметил полнейшее недоумение корректнейшего Н. М. Обухова и изумление П. Н. Радищева!
Это придало мне смелости ('мое дело правое!'), и я, встав, обратился к Н. М. Обухову: 'Господин профессор, я считаю оценку инженера Борейко совершенно несправедливой и предвзятой и прошу о совместной проверке моих ответов инженеру Борейко!'
Д. А. Борейко при моих словах картинно поднял одну бровь, Н. М. Обухов как-то облегченно заволновался и, идя ко мне со стаканом воды, говорил: 'Пожалуйста, успокойтесь, вот, выпейте воды!' П. Н. Радищев удовлетворенно усмехнулся и повел своими мощными плечами!
Тут же, после краткого совещания, П. Н. пошел с оценками к директору института, а Н. М. продолжил экзамен. Минут через 10 П. Н. вернулся, и было объявлено, что М. Покровский и я получают среднюю экзаменационную оценку — '4 1/2'. Мы ушли, а дальше все шло как 'по маслу' — Д. А. Борейко никому не ставил меньше '4'.
Когда, почти 16 лет спустя, я работал главным инженером в фирме 'Лотар Маркс', а Д. А. был принят на работу в конструкторский отдел фирмы, я напомнил (конечно, беззлобно!) ему этот случай, но он сказал, что не помнит его!
Федор Федорович Ильин — инженер-архитектор, в сферу его педагогической деятельности входили важные для нас, строителей, дисциплины: Строительное искусство, Архитектура, Архитектурные формы, Отопление и вентиляция, Водоснабжение и канализация. Перечень этих дисциплин показывает, какая ответственность возлагалась на Ф. Ф., и говорит о его работоспособности. И действительно, курсы читал он четко, чертил на доске просто мастерски, но создал какую-то невидимую границу в отношениях со студентами, я сказал бы, лишенную сердечности и простоты. Студенты уважали его, но не очень любили и в разговорах между собой называли 'Фе-фа'. Когда он курил, например, обращаться к нему с вопросами было бесполезно, на обращение следовал краткий ответ — 'Я занят'. Он был очень требователен к студентам, но его требования были справедливы. И вот с ним у меня с первых же шагов сложились 'натянутые' отношения. Дело было в том, что на практических занятиях по строительному искусству Ф. Ф. требовал, чтобы задания выполнялись тут же — в аудитории. Я же снимал эскиз по заданию и чистовое вычерчивание делал дома. Конечно, это было не очень умно, я не экономил время, но я считал, что дома я могу выполнить работу аккуратно и чисто! Так я и продолжал не выполнять требования Ф. Ф., хотя студенты и говорили мне, что Ф.Ф. припомнит мне это! Первый 'укол' я получил, когда мы перешли к более сложным заданиям по строительному искусству, — мое задание было 'Запроектировать общественную уборную на 6 очков'. Все студенты хохотали, а я почувствовал себя не очень уютно! Стало ясно, что на экзамене мне будет 'жарко'. И действительно, на экзамене Ф. Ф. спрашивал меня полный час и 'выжал из меня все соки'. Получил я '4' и решил, что больше 'умничать' не буду. Потом, когда сдавалась 'Архитектура', отношения у нас были уже более или менее нормальные, и хотя Ф. Ф. 'гонял' меня по всему курсу, все же поставил '5'.
'Торговлю Дальнего Востока' и 'Политическую экономию' преподавал Коробов. Организацию счетоводства и промышленности — Якубов. Английский язык — Здыб.
О преподавателях остается сказать немного, поэтому отмечу несколько случаев из студенческой жизни.
К началу третьего курса у нас прибавились три студента: Петя Щелков (сын директор института), Борис Дистерло и Вася Агуров. Теперь с нами и 'новичками' образовалась группа в 8 человек, а всего на курсе стало 16 чел. Вновь поступившие оказались отличными парнями! Правда, Вася Агуров, будучи в свое время студентом Института путей сообщения в Петрограде, после поступления к нам вначале 'фасонил'. Но это прошло после того, как на первой же репетиции по 'Статике сооружений' П. Н. Радищев, 'раскусивший' Васю, сказал ему: 'Да, это Вы плохо представляете себе!' И поставил ему двойку! В будущем наша группа в 8 чел. оказалась как бы 'ударной'.
Теперь хочется особо поговорить об ученом, профессоре Николае Михайловиче Обухове. По образованию он был: инженером-механиком, инженером-гидравликом, инженером-электриком! — окончил три института! Вскоре после приезда из России он был назначен деканом Электромеханического отделения. У нас читал: Теоретическую механику, Гидравлику и гидравлические двигатели, Электротехнику слабых и сильных токов. Блестяще эрудированный лектор!
Вне стен института мне пришлось слушать его лекцию о р. Ангаре, в исследовании которой он принимал непосредственное участие. Лекция была в 1922 году, и теперь нужно просто поражаться всем данным и особенно его прогнозам о будущем этой реки! Тогда же все было просто откровением!
Деликатный и обаятельный человек — таким он остался в нашей памяти!
Хочется отметить его особую роль в одном случае. Я говорил уже о том, что в связи с преобразованием техникума в институт третий курс и особенно четвертый весной 1924 г. оказались сильно перегруженными.
На IV курсе намечены были следующие курсовые работы: расчеты и проектирование сквозной металлической фермы, деревянной фермы Гау, железобетонного железнодорожного моста, набережной на свайном основании, вычерчивание классических архитектурных ордеров, расчет кольцевой распределительной сети части города (водоснабжение), краткие расчеты водяного и парового отопления и центральной вентиляции, эскизные проекты каменной и земляной плотины и расчет шлюзных ворот (Водяные сообщения).
Мои друзья, Миша и Сережа Покровские, и я начали планомерное выполнение курсовых работ с самого начала учебного года — с расчета сквозной фермы, попутно работая и над другими проектами. Работали напряженно, и к концу февраля у нас выполнено было многое. Другие же ребята начал раскачку только после Нового года и поэтому оказались в очень затруднительном положении.
Наш курсовой староста Володя Яценко-Хмелевский сказал нам, что так как курс не может справиться со всеми работами, то решено обратиться в деканат с просьбой об отмене части курсовых работ. Мы трое ответили, что будем протестовать против отмены работ, так как считаем, что в институте нужно получать максимум всяких знаний. Заявление в деканат все же было сделано, и декан П. Ф. Козловский начал тщательную проверку степени выполнения работ — для доклада Академическому совету института.
И вот что сказал нам после заседания совета Петя Щелков (как я уже говорил, сын директора института), славный и замечательно толковый парень, но с небольшой ленцой: 'Батька рассказал мне, что было на совете. После доклада П. Ф. и обсуждений, когда большинство склонялось к тому, чтобы отменить
