него феромоны спокойствия. Но запах страха, который распространяла Кэндис, был сильнее. Не дожидаясь, пока доктор приблизится к ней, она бегом спустилась по лестнице с другой стороны сцены и ринулась к двери.
— Следующий докладчик Аполло Пападопулос.
Достигнув консенсуса, мы направились к сцене.
В тот вечер на ферму возвращались только мы и Матушка Рэдд.
— Я хотела бы помочь, — сказала Меда, когда мы забрались в автобус.
— Доктор Томасин делает все, что требуется в таких случаях.
— Ладно.
Похоже, от нее не ускользнуло наше мрачное настроение, особенно мое. Я мучилась угрызениями совести из-за того, что мы не бросились на помощь Кэндис. Да, у нее скверный характер, но она наш друг и переживает трудный период. Никакая награда не компенсирует страданий друга.
Я повернулась к Мануэлю и дала волю гневу. Он отпрянул, затем призвал к консенсусу.
Я швырнула в него своей наградной ленточкой, промахнулась, и ленточка упала на пол где-то впереди автобуса. Матушка Рэдд посмотрела на ленточку, потом перевела взгляд на нас, но мне было наплевать — даже когда Стром выплеснул в воздух феромоны смущения.
Запах смущения усилился — теперь он исходил от Мануэля и остальных.
Наконец они признали мою правоту. Остаток пути до фермы мы не проронили ни слова.
Войдя в дом, мы обнаружили в электронной почте счет за услуги такси.
— Она тут. Взяла такси, — сообщила Меда.
Мы заглянули в ее комнату, обыскали весь дом — Кэндис нигде не было. Потом проверили сарай и лабораторию. Матушка Рэдд позвонила доктору Томасину, а мы побежали к озеру, но остановились, услышав громкое кряканье утят Строма, которые требовали, чтобы их выпустили из клетки. Получив свободу, птенцы торопливо заковыляли в сторону озера.
— Куда это они?
— Наверное, они больше не считают Строма матерью. На озере Кэндис тоже не было. Мы стояли и смотрели в разные стороны, пытаясь отыскать хоть какой-то след Кэндис, угадать, где она может прятаться.
— Смотрите!
Из леса выходила утиная стая — наши утки, все до единой.
— Что они делают?
Утята доковыляли до нас и сгрудились у наших ног.
— О боже, теперь все они привязались к нам. Птенцы закрякали, причем не по отдельности, а в унисон: с паузами, в постепенно убыстряющемся ритме.
Потом повернулись и зашагали в сторону леса. Мы последовали за ними.
Мы пробирались сквозь кустарник, стараясь не отставать от цепочки маленьких пушистых комочков. Сквозь заросли утята пробирались быстрее, чем мы.
Деревья расступились, и впереди показалась поляна. На земле лежала Кэндис.
— Нет!
Все семеро были бледными и липкими от пота, часто и неглубоко дышали.
Пока мы осматривали Кэндис, утята сгрудились вокруг нас.
Мы отыскали более легкую дорогу и отнесли всех семерых на ферму — в три приема, два раза по три девочки и мальчика последним. Очень не хотелось разлучать их, но Кэндис все равно отключилась, а нам нужно было как-то доставить ее домой.
— Боже мой! — завидев нас, всполошилась Матушка Рэдд и велела нести Кэндис в лабораторию. Профессиональные интонации в ее голосе нас немного смутили; мы вспомнили, что в бытность квартетом Матушка Рэдд работала врачом. Оставшееся трио специализировалось на экологии. Думаю, она не забыла медицину, хоть и лишилась четверти самой себя. — Кладите ее на стол. Принесите остальных.
Когда мы вернулись со следующей троицей, Матушка Рэдд уже приступила к обследованию: уровень гормонов, анализ крови, генная карта. Когда мы принесли последнего из семерки, Матушка Рэдд разговаривала по видеофону с доктором Томасином.
— В генной карте отклонения от нормы. Похоже, она ввела себе генномодифицирующие препараты, причем всего неделю назад. В результате — шок, почечная недостаточность и припадки. Возможно, деградация общей памяти. Я вызвала «скорую».
— Зачем она это сделала? — На лице доктора Томасина было написано изумление.
Не знаю, с чего вдруг мне в голову пришла эта мысль, тем не менее все тут же с ней согласились. Теперь это казалось очевидным, хотя до сих пор никто из нас даже не подозревал его в неискренности. У нас хорошо развита интуиция.
— Буду у вас через полчаса.
— Интересно, как мог врач Кэндис не знать, что она манипулирует своим геномом? Ей нездоровилось все лето. — Меда произнесла это тихо, но так, чтобы услышала Матушка Рэдд.
Одна из них обернулась и посмотрела на нас. Наши взгляды встретились, и она едва заметно кивнула.
— «Скорая» уже здесь. — Она обращалась к доктору Томасину. — Мы едем в больницу графства.
— Я вас там встречу, — ответил он и отключил связь.
— Ждите меня дома, — обернулась к нам Матушка Рэдд.
— Но…
— Останетесь тут.
Мы подчинились и, чтобы как-то убить время, стали искать информацию о юридических и медицинских последствиях манипуляции с генами после рождения ребенка. Да, в нашем обществе детей создавали искусственно. Однако после формирования индивидуум — то есть кластер — считался неприкосновенным. Доктор Томасин, создавший Кэндис, по каким-то причинам, ведомым ему одному, продолжал изменять ее, совершенствуя свое творение.
Тут у нас не было никаких сомнений.
Прилетевшую неотложку Матушка Рэдд направила в больницу при Институте, а не в центральную больницу графства.
В конце концов Матушка Рэдд сжалилась над нами и посадила к себе в аэрокар, следовавший за неотложкой в больницу. Она не позволила нам управлять машиной, хотя мы прошли полный курс обучения, а наши рефлексы в десять раз лучше, чем ее.
Мы ждали в приемной, пока она совещалась с врачами из Института. В больнице при Институте мы бывали редко; в этом году в одном из вспомогательных зданий у нас проводился урок анатомии. Большинство дисциплин, которые нам преподавали, имели отношение к науке и технике, а болели мы
