сум?ло воспользоваться т?м активам, который, казалось, давался ему в руки, и который кн. Львов, в письм? к Алекс?еву 11-го марта выразил словами: 'подъем покроет недоимки, вызванныя пароксизмом революціи'. Какая трагедія для арміи! Как раз в эти же дни французскій посол отм?тил в дневник? ухудшеніе положенія в смыcл? войны. Ею мало кто интересуется — все вниманіе сосредоточено на внутренних вопросах. Такое впечатл?ніе можно было вынести не только в салонах, которые пос?щал Палеолог. Не показательно ли, что в первом вскор? посл?довавшем публичном выступленіи лидера народных соціалистов Мякотина войн? в доклад? было отведено посл?днее м?сто. Страна жила не войной, а революціей. Взгляд современников обращался 'внутрь', как это наблюдали члены Думы при пос?щеніи деревни, гд? война, но их впечатл?нію, отходила 'на задній план'.
III. Демократизація арміи.
1. Политика в арміи.
Можно было бы согласиться с утвержденіем н?которых мемуаристов, что 'сколько нибудь усп?шное веденіе войны было просто несовм?стимо с т?ми задачами, которыя революція поставила внутри страны, и с т?ми условіями, в которых эти задачи приходилось осущеcтвлять'[400] — согласиться только с одной оговоркой, что задачи ставила 'cтихія', а условія во многом опред?ляли люди. От этих 'условій' завиc?ла дальн?йшая судьба революціи. Втуне было требовать, чтобы солдаты не занимались 'политиканством', как выражался 4 марта в приказ? главнокомандующій арміями Западнаго фронта Эверт, — требовать, чтобы они не тратили 'зря' время и нервы на 'безц?льное обсужденіе' того, 'что происходит в тылу и во внутреннем управленіи Россіи'. 'Войска должны смотр?ть вперед — писал Эверт — в глаза врагу, а не оглядываться назад на то, что д?лается в тылу, внутри Россіи... О порядк? в тылу предстоит заботиться т?м, на кого эти заботы возложены дов?ріем народным, с в?рою в то, что они выполнят свой долг перед родиной так же честно, как и мы должны исполнить до конца свой'. Теоретически возможно было отстаивать 'единственно правильный принцип — невм?шательство арміи в политику', как это на первых порах сд?лал Алекс?ев (письмо Гучкову 7 марта), или как это д?лали 'Русскія В?домости', ссылаясь на 'азбучную истину' конституціонных государств (11 марта). Но такіе лозунги тогда были вн? жизни[401] и, сл?довательно, неосуществимы, ибо революція не была 'дворцовым переворотом', которому наступает конец, раз ц?ль его достигнута. Был, конечно, совершенно прав выступавшій от фронтовой группы на Госуд. Сов?щаніи в Москв? Кучин, говорившій 'так наивно представлять себ?, что армія, которая силою вещей, ходом вс?х событій приняла активную роль в развитіи этих событій, чтобы эта армія могла не жить политической жизнью'. Военное командованіе в своих разсужденіях с профессіональной точки зр?нія было логично, но не совс?м посл?довательно было Правительство, которое в приказ? военнаго министра от 9 марта говорило арміи и флоту — бдите! 'опасность не миновала, и враг еще может бороться... В переходные дни он возлагает надежду на вашу неподготовленность и слабость. Отв?тьте ему единеніем'. Военному министру вторили воззванія Временнаго Комитета Гос. Думы — 'Мы окружены страшной опасностью возстановленія стараго строя'. Срок, когда надо перестать бояться 'контр-революціи', каждый опред?лял слишком субъективно, равно как и то, в чем олицетворялась эта контр-революція в стран?.
Событія всколыхнули армію сверху до низа. В крестьянской в своем большинств? арміи земельный вопрос д?лается центром вниманія. Стр?лки в корпус? Селивачева 'далеко не вс? сочувствуют введенным новшествам' — записывает автор дневника 13 марта: 'больше всего хлопочут они — будет ли им прир?зана земля за счет пом?щиков, уд?лов и монастырей — вот их главн?йшее желаніе'. Член Гос. Думы Демидов, пос?тившій фронт, передавал в 'Письмах из арміи' ('Рус. В?д.'), как аудиторія 'замирала' при упоминаніи о земл?. Неужели можно было каким либо революціонным приказом заставить ее быть вн? 'соціальной политики'? Может быть, Н. Н. Щепкин был нрав, когда утверждал на съ?зд? к.-д., что никакого (это слишком, конечно, сильно) сочувствія на фронт? не встр?чает попытка разр?шить сейчас соціальные вопросы. Сознаніе, что немедленное р?шеніе земельнаго вопроса может сорвать фронт, было и потому так естественно, что во многих солдатских письмах того времени, идущих с фронта, сдерживаются порывы односельчан к д?лежу земли. Но у стоящей в безд?йствіи в окопах арміи неудержимое всетаки стремленіе к тылу. Припомним: 'вс? помыслы солдат обращены в тыл' — писал Рузскому 29 марта Драгомиров, командовавшій наибол?е близкой к центру 5-ой арміей.
'Коллектив' в жизни арміи становится органической потребностью революціоннаго времени и не только в силу естественнаго стремленія к взаимному политическому общенію. 'Коллектив — как отм?тил И. П. Демидов в одном из своих ранних 'писем' — является т?м горнилом, гд? сплачивалась различная психологія в одну'. Только через этот коллектив могла притушиться роковая, ослабленная во время войны совм?стной оконной жизнью, рознь между офицером и солдатом — вс? стояли 'перед лицом смерти'[402]. Демократизаціи арміи требовала не только революціонная психологія, но и вся конкретная обстановка того времени.
2. Революціонная чистка.
Многіе д?ятели эпохи находились под вліяніем все того же призрака XVIII в?ка — французской арміи эпохи революціи. Вопрос 'жизни или смерти' арміи в их представленіи лежал в плоскости 'двухэтажнаго' построенія новаго военнаго организма. Распад арміи могло удержать лишь 'пересозданіе всей системы управленія и командованія арміи'. Основная причина вс?х б?д коренилась в существованіи корпуса Генеральнаго Штаба. Долой генштабистов! — дорога строевому офицерству. Так характеризует 'рецепт эсеровской партіи' в дни революціи большевицкій изсл?дователь состоянія арміи в этот період Рабинович, пользуясь спеціальным сборником, который был выпущен в сентябр? 17 г. и излагал военную программу партіи. Основная причина неудачи 17 г. лежит таким образом в том, что на командных постах остались 800 старших офицеров, пропитанных 'кастовым духом'. Вождь партіи поддержал эту позицію и в своей исторической работ?. 'Армія может существовать только, как монолит' — разсуждает Чернов. 'Старый режим создавал эту монолитность сверху, новому приходилось создавать ее снизу. Старый режим заставлял строевое офицерство и солдат равняться в умонастроеніи своем по командному составу; революція неизб?жно перем?нила роли: командный состав должен был равняться по армейской демократіи и очистить м?сто новому командному составу, ею выд?ленному'. 'См?лое и широкое черпаніе' из среды рядового офицерства 'для продвиженія вверх, выбор из него подлинных вождей революціонной арміи. Таков был бы рецепт настоящей революціонной власти. С этим лозунгом когда то 'переорганизовали королевскую армію вожди великой французской революціи. Но правительство из людей цензовой демократіи... не могло пойти этим путем'. ''Его рецептура была компромисс'... Но tertium non datur — догматически провозглашает автор. 'Все 'третье' было лишь пустым топтаніем на одном м?ст?, тщетной попыткой примирить непримиримое. На такой попытк? и вышли в тираж люди новой власти'. Чернов вспоминает, что французская революція разрубила гордіев узел очень просто — 'святой гильотиной'. Пережила кризис — 'отсутствіе способных командовать' и 'все же не погибла от него, но воскресла'; 'равным образом впосл?дствіи не только не погибла, но и поб?дила... красная армія большевиков со своими новоиспеченными 'краскомами' и со старыми военспецами, низведенными почти до роли экспертов при большевицких политкомах. Ибо и в арміях французской революціи и в красной арміи большевиков было преодол?но то, с ч?м существованіе арміи совершенно несовм?стимо: разлагающій ее дуализм и стихійная реакція на него в вид? революціоннаго самоуправства'.
Мы привели эти большія выдержки не потому, что утопическія построенія, в них данныя, заслуживали бы особливаго вниманія. Гораздо существенн?й то, что он? изображают символ в?ры т?х, кто
