Неумолимый, не подвластный людям рок и вполне материальная адмиральская бездарность уже в дневном бою погубили практически со всеми их экипажами флагманский 'Князь Суворов' и следовавшие за ним 'Император Александр III' и 'Бородино'. Из штатной численности их экипажей в 2665 чел. остался жив (исключая несколько снятых с 'Суворова' в середине боя вместе с командующим штабных чинов) лишь один матрос.' И только показания этих штабных да наблюдения с соседних кораблей и с 'Орла' – единственного уцелевшего из этих четырех новых кораблей – позволяют судить о том, что было с ними, последовательно принимавшими на себя всю мощь уничтожающего огня главных сил японского флота. Вот как это происходило.
Этот корабль, который весь поход был средоточием безраздельно царившей над эскадрой власти командующего, с началом боя вместе с 'Ослябей' стал объектом первого, жестко и целенаправленно осуществленного акта устрашения шквалом массированного огня всех японских броненосцев и крейсеров. Десятки ежесекундно обрушивающихся на корабли снарядов в считанные минуты превратили их в охваченные пожарами остовы, содрогавшиеся от разрывов снарядов и собственной стрельбы и подчас скрывавшиеся из вида в дыму разрывов и непрерывно вскипавших у бортов водяных фонтанах.
Люди на кораблях, последовательно попадавших под эту лавину, не имели возможности даже осмыслить и осознать сущность примененного японцами массированного огня. И только издали- с крейсеров, как это удалось лейтенанту с 'Авроры' А. Н. Лосеву, оказалось возможным увидеть в японской стрельбе новый метод и описать эту несущую смерть и разрушения, гигантскую-дугой в А-6 км – 'струю' сотен снарядов, непостижимо точно и неотвратимо, словно из ствола брандспойта, направляемую на избранную цель. И цель этого сосредоточения, пока жертва не выводилась из строя, была всегда одна. Хорошо было заметно, как эта струя, когда цель пыталась уйти из-под накрывающего ее потока, снова нащупывала ее (сближением или отходом колонны стреляющих кораблей) до восстановления прежнего, установленного последней пристрелкой, прицельного расстояния. Это, как определили наблюдавшие стрельбу офицеры крейсеров и как впоследствии формулировал один из виднейших русских флотских артиллеристов капитан 2 ранга Н. И. Игнатьев (погубленный в ГУЛАГе), был метод 'стрельбы пристрелкой'. Метод 'весьма грубый', сопряженный, в силу принципа струи, с огромным расходом боеприпасов, но обеспечивавший гарантированное уничтожение противника с предельных (недоступных русским из-за отсутствия опыта) расстояний одними только фугасными снарядами. Хорошо усвоив европейское изречение о том, что 'война дороже всех кораблей', японцы не скупились на расход снарядов и для пополнения их имели в трюмах обширные запасы, которые (по некоторым сведениям) и были перегружены во время ночного перерыва боя из трюмов в погреба.
Постоянно нависая дугой своего строя над русскими, поместив в фокусе головной корабль (что не составляло труда при огромном превосходстве в скорости) и прикрываясь таким образом от огня следовавших за ним броненосцев, по 'Князю Суворову' жесточайший массированный огонь вели броненосцы 'Микаса' (флаг командующего адмирала Того), 'Шикишима', 'Фудзи', 'Асахи' и замыкающие их колонну броненосные крейсера 'Кассуга' и 'Ниссин' -те самые, от приобретения которых З. П. Рожественский отказался под более чем смехотворным предлогом их несоответствия тому конструктивному типу, который был принят в русском флоте. К этим главным силам, составляющим 1-й боевой отряд, в отдельные моменты боя периодически присоединялся тесно с ним взаимодействовавший 2-й боевой отряд, включавший броненосные крейсера 'Идзумо' (флаг вице-адмирала Камимура), 'Адзума', 'Токива', 'Якумо', 'Асама', 'Ивате' (флаг младшего флагмана контр-адмирала Симамура). Такой 'принцип парома', когда на концевых кораблях колонны имеется ответственный флагман, посвященный во все подробности и задачи боя, а потому и обеспечивающий оперативность и гибкость командования при любой ситуации и любых поворотах и изменениях строя, являлся одним из тех разительнейших отличий в боевой подготовке и организации японского флота, о котором не было и намека на эскадре З. П. Рожественского, вообразившего себя полубогом.
И тогда в двух струях сосредоточенного огня этих двух отрядов на избранный для уничтожения очередной русский корабль каждую минуту обрушивалось до 14 снарядов калибром 305 мм, до 2-254 мм, до 76-203 мм, до 265-152 мм, до 500-75 мм. Даже 1-3% их доли * в расчете на несколько часов боя было с избытком достаточно, чтобы многократно вывести корабль из строя. Ведь все они могли поражать многочисленные на тогдашних броненосцах, уязвимые для мощных фугасных снарядов, не имевшие брони или слабо прикрытые, важные узлы и детали, уничтожение которых вместе с обширными пожарами делало корабль небоеспособным. Такова была японская тактика, обеспечившая победу в Цусиме спустя 41 минуту после начала боя, когда, не выдержав страшного огня, одновременно с тяжелыми повреждениями вышли из строя броненосцы 'Князь Суворов' и 'Ослябя', когда вся инициатива безраздельно перешла в руки японцев, а действия русской эскадры состояли лишь в одних жалких попытках уклониться от жестокого избиения и каким-нибудь образом проскользнуть мимо японцев на север. Директива Зиновия Петровича продолжала выполняться в точной аналогии с поведением того медведя, пример которого вспоминал в 'Цусиме' А. С. Новиков-Прибой.
Что касается японского метода стрельбы, который почему-то вовсе ускользнул от внимания не только А. С. Новикова-Прибоя, но и всех без исключения современных авторов, то он состоял в следующем. В отличие от применявшегося русскими традиционного, как на всех флотах мира, достаточно длительного и пригодного лишь на относительно небольших расстояниях (когда падения снарядов хорошо видны) 'нащупывания' цели захватом ее в 'вилку', японцы, ориентируясь по показаниям дальномеров (и не требуя от них высокой точности) делали пристрелочные залпы с заведомыми, но близкими к цели недолетами. Установив прицелы всех орудий (по их таблицам стрельбы) на полученное таким путем, близкое к цели расстояние, они немедленно открывали интенсивный огонь и одновременно, держась до того на параллельном курсе, начинали быстрое сближение. Как только эллипс рассеивания накрывал цель (о чем говорили участившиеся поражения), корабли ложились на строго параллельный курс и развивали предельную скорость стрельбы. При попытках цели вырваться из-под смертоносной струи расстояние до цели соответственно изменялось, и эллипс снова утверждался над целью. Если какой-либо из кораблей, участвовавших в этом сосредоточенном расстреле, попадал под начавший делаться ощутимым обстрел с одного из русских кораблей, то он, нимало не заботясь о равнении в строю и соблюдении интервала, немедленно уклонялся в сторону и продолжал огонь с поправкой (видимо, на основе постоянно осуществлявшейся прокладки), соответствующей величине уклонения. Ничего похожего русские корабли, приученные своим командующим держаться исключительно строго 'по струночке', позволить себе не могли и своим идеальным строем и равнением обеспечивали японцам предельно благоприятные условия для уничтожения.
Непрерывно падавшая на русские корабли лавина снарядов, обладавших втрое-вчетверо более сильным фугасным зажигательным действием, в первые же минуты вызвала на 'Ослябе' и 'Суворове' множественные пожары, вывела из действия значительную часть противопожарных средств и назначенных к ним людей, лишив экипажи возможности эффективно бороться с огнем. Произошло то, о чем настойчиво предупреждали командующего корабельные инженеры, когда предлагали кардинально освободить корабли от переполнявших их горючих предметов. Оставленные на 'Суворове' вместе с десятками деревянных шлюпок, они обратили середину корабля в огромное, все разраставшееся кострище (что, впрочем, приводя в пример не успевший хорошо загореться 'Орел', З. П. Рожественский впоследствии со спокойной уверенностью отрицал), с которым уже вскоре стало некому и нечем бороться. Островками в этом огненном море, прервавшем всякое сообщение между оконечностями корабля, оказались башни 152-мм орудий. Из- за этого же на 10-й минуте боя командир левой кормовой башни лейтенант Редкин просил изменить курс, чтобы сбить пламя, уже раскалившее броню и закрывшее цель для стрельбы.
Тысячи ежеминутно осыпавших корабль осколков от снарядов (которые, к удивлению русских, разрывались даже при ударе о воду) и обломки корабельных конструкций поражали людей через прорези башенных рубок и особенно уязвимой, боевой рубки. 'Газы обжигали насмерть людей и были чрезвычайно
