тысячекратно увеличенных.
— Говорят, обычный муравей раз в десять сильнее человека, — пробормотал Бульба. — ну, с учетом пропорций…
В отношении к муранче разницу в пропорциях можно было не учитывать.
— Сильнее, — кивнул Илья.
И подумал про себя: «А уж насколько сплоченнее!» Он снова вспомнил проповеди Тюти. Все-таки что-то в них было, в проповедях этих.
— Бульба, уходим, — буркнул Инженер, Илью он приглашать не стал.
Бульба погасил свечу и, зажужжав своим фонариком-«жучком», посветил вперед.
Ага… О себе, любимом, начальник Сельмаша все-таки не забыл. За решеткой в глубине туннеля Инженера ждала дрезина, вроде той, на которой прибыли орджоникидзевские.
Во всеобщей эвакуационной суматохе сельмашевцы как-то умудрились поставить ее на рельсы. К дрезине была прицеплена вагонетка, в которой громоздились какие-то ящики. И дрезину, и грузовую платформу облепили автоматчики. Охрана, видать. На рычаги дрезины опирался бородач дядя Миша.
Да, Инженер покидал Сельмаш последним. Но очень скоро он окажется впереди беженцев, ушедших со станции пешком.
— Извини, Колдун, для тебя места нет, — с кривой ухмылкой сообщил Инженер.
— Ничего, — ответил Илья. — Дальше я уж как-нибудь сам. Только фонарик дайте.
Бульба протянул ему свой.
— Поехали, — распорядился Инженер.
— Ну, бывай, что ли, Колдун, — растерянно и, как показалось Илье, немного виновато бросил ему Бульба. Усач вскочил на дрезину. Встал за рычаги вместе с дядей Мишей.
Дядя Миша молча кивнул на прощание и отвел глаза. Остальные на Илью даже не взглянули.
Сельмашевцы навалились на рычаги. Двое автоматчиков, соскочив с грузовой платформы, подтолкнули перегруженный транспорт сзади. Что-то звякнуло, что-то лязгнуло. Что-то скрежетнуло…
Дрезина медленно, натужно покатилась по рельсам в туннельный мрак. Инженер включил фонарик, освещая дорогу. Автоматчики снова заскочили в вагонетку.
Колеса застучали веселее. Вскоре парная сцепка скрылась из виду.
И все стихло.
Только со стороны сельмашевской станции доносились шорох, скрежет и стрекотание. Однако муранча больше не приближалась. Орджоникидзевская решетка пока сдерживала тварей. Но насколько ее хватит? И как долго выдержит вторая решетка?
Снова Илья стоял в темноте один.
— Уходи, уходи! — испуганно твердили ему в один голос Оленька и Сергейка. — Скорее уходи отсюда…
— Иду…
Надавив на рычажок «жучка», Илья широко и размашисто зашагал по шпалам.
С каждым новым шагом росла обида, ненависть и злость на весь мир, которому он был безразличен, и на судьбу, которая вынуждала его снова идти к людям — таким никчемным и ненужным созданиям.
— Ж-ж-ж-у-ж-ж-ж-у-ж-ж-ж-у, — тихонько жужжал в руке фонарик.
Привлечь Погремуна Илья не боялся. Тот запарится сейчас собирать на свою дрезину рассеянных по туннелю беглецов с Сельмаша. Если Погремун вообще существует…
Пятно диодного мертвенно-синего света освещало дорогу. По стенам скакали тени. Сзади была тьма и невнятное эхо, в которое обращалось отдаленное стрекотание муранчи.
Впереди была только тьма.
Глава 8
ДИАСПОРА
Илья нагнал отставшую группу сельмашевцев уже на подходе к диаспорской территории, когда впереди замаячил свет.
Беженцы выходили к станции метро Шолоховская. В глубине туннеля багровые отблески костров мешались с лучами фонарей. Слышалась непонятная возня и бубнеж человеческих голосов. Илья даже различал отдельные фразы.
— Живее, закладывай.
— Здесь закрепи.
— Раствора побольше.
Интересно, что там происходит?
— Движение в туннеле! — Их заметили.
— К бою! — прозвучала чья-то команда.
Лязг передергиваемых затворов. И — еще одна команда.
— Свет!
В туннеле словно вспыхнуло солнце. Яркий луч прожектора ударил из-за перегораживавшей проход кромки, слепя глаза и выпихивая темноту далеко назад.
Мощно! Что ж, диаспорские станции — богатые. У них и генераторы есть, и топлива, небось, заныкано немало. Они могут себе позволить такую иллюминацию. Хотя бы на короткое время.
— Люди! — облегченно выдохнул кто-то. — Это люди. Опять сельмашевские идут.
— Выключить прожектор!
Солнце в туннеле погасло.
— Продолжать работу!
Илья, пристроившись к беженцам, подошел ближе. Стало ясно, какого рода работу ведут диаспорские пограничники.
На Шолоховской не было железных решеток-перегородок от стенки до стенки и от пола до потолка, как на Сельмаше. Диаспора, как, впрочем, и другие станции красной ветки, предпочитала укрепленные блокпосты с хорошо вооруженной охраной, шлагбаумом над путями и передвижными заграждениями.
Для того чтобы сдержать агрессию со стороны соседей, этого было вполне достаточно. Но даже самый укрепленный блокпост не способен был остановить муранчу. Видимо, беженцы с Орджоникидзе и Сельмаша уже популярно объяснили это местным. И теперь диаспорские усиливали оборону.
Надежно перегородить туннель можно было лишь двумя способами. Либо взорвать его, либо замуровать. Необходимого количества взрывчатки у диаспорских не нашлось. Зато цемента, кирпичей и прочего строительного материала оказалось достаточно.
И теперь несколько бригад рабочих, сменяя друг друга, обкладывали пограничный пост кирпичом, шлакоблоком, какой-то плиткой и заливали в дощатые щиты опалубки бетонный раствор.
Работа кипела. Диаспорские спешили, надеясь закончить строительство прежде, чем под натиском муранчи падут сельмашевские решетки. Только на крепость этих решеток и на расторопность каменщиков сейчас и оставалось уповать.
Кто-то подтаскивал стройматериалы и мешки с цементом, песком и щебенкой, кто-то мешал бетон, кто-то наращивал стены блокпоста в ширину, высоту и толщину. По обе стороны спешно возводимой преграды горели костры и стояли наспех сбитые леса. К сводам была прицеплена опутанная проводами и кабелями зеркальная тарелка прожектора. Вооруженная охрана вглядывалась в темноту туннеля.
Слышались скупые команды военных, сдавленная ругань бригадиров, звяканье железа и стук мастерков по камню. В воздухе висели цементная пыль и негромкий матерок рабочих.
Блокпост превращался в подземную стену с не заложенными еще бойницами, сужающимся проходом над рельсами и не замурованной пока аркой туннельного свода.
— По одному заходим. Быстро-быстро! — Стоявший перед стеной невысокий горбоносый брюнет с автоматом указал стволом на проход.
