— Да, — коротко ответил Бурцев. — На татарском.
— Тогда кто же этот барзгул?
Лгать не имело смысла.
— Это не барзгул, дядька Адам. Это обычный человек. Раньше он был советником у Кхайду-хана. А сам родом из Китая. Страна такая, далеко-далеко на востоке.
— Так, выходит, вас взял под защиту вовсе не угодный нашим богам Кривайто, а самозванец и такой же чужеверец, как и вы?
— Выходит так, дядька Адам. Ты жаждешь возмездия за наше вторжение в ваш Священный лес?
Прусс печально покачал головой:
— Уже не Священный. Давно уже… Вы невиновны, пан Вацлав. Эта земля осквернена до вас. — Он кивнул на китайца. — Но и старика из Китая я тоже обвинять не могу. Он прошел мимо Брутена и Видевута не по доброй воле. Его по недомыслию привели сюда вайделоты. Сами! Жаль… Еще одним лесом для наших богов стало меньше. Плохой то знак. Чует мое сердце — быть беде!
Дальше дядька Адам шел хмуро и молча.
На душе у Бурцева тоже скребли кошки. Но не от сочувствия к чужим богам — нет. Пусть боги как- нибудь разбираются со своими проблемами сами. А здесь и без них есть от чего болеть голове. У него, по крайней мере, точно есть.
Глянув мельком назад, Бурцев заметил: напуганная Аделаида жмется к фон Бербергу. Ну, так и льнет, так и льнет, девчонка! Его законная супруга, малопольская княжна Агделайда Краковская ищет защиты не у мужа, а у какого-то проезжего немчуры, который не сегодня завтра наденет тевтонский плащ. Жуть! Ужас! Хотя… Хотя, наверное, сейчас в ее глазах — в глазах доброй католички — вовсе не вестфалец со святыми мощами на груди, а как раз Бурцев выглядит преужасно. Еще бы! Так запросто найти общий язык с Кривайто — главным жрецом богопротивных идолопоклонников! Тут поневоле прижмешься даже к германскому плечу. Скверно начиналось их знакомство с фон Бербергом, ох скверно.
Глава 23
Две навьюченных лошади, одна оседланная и один человек на ней — высокий, худой, постнолицый, рыбоглазый какой-то — встретили их возле каменных истуканов на границе Священного леса. Всадник сидел в седле прямо, словно нанизанный на копье, и настороженно держал руку на седельной сумке. Охранял добро?
Легкая каска, короткая кольчуга, простенький плащ, небольшой меч, маленький круглый щит, серебряные шпоры… О статусе незнакомца гадать не пришлось. Как и подобает рыцарскому оруженосцу, помимо всего прочего, он вез запасной щит своего господина. Герб все тот же: золотой медведь на белом поле. Ясно, в общем, что за птица и кому она служит.
Жердеобразный всадник расслабился, едва они вышли из Священного леса. Видимо, утомленные кони с тяжелой поклажей не могли поспеть за защитником сирых и убогих фон Бербергом, так что слуга вестфальца остался охранять рыцарское добро. Оно и к лучшему: еще одним святотатцем больше не стало.
— Фриц! — заорал Фридрих фон Берберг.
Надо же, тоже Фриц! А эти двое, оказывается, тезки…
Оруженосец бросил вьючных лошадей, поскакал к господину. Фрицы негромко перекинулись парой фраз на немецком.
Бурцев разобрал лишь берберговское «гуд». Ну, конечно, почему бы и нет? Окропил языческое капище кровью идолопоклонников — «гуд». Выбрался живым из опасного леса — «гуд». Запал в сердце чужой красавице-жене — «зер гуд»!
Рыцарь вновь заговорил по-польски:
— Дальше вам ехать опасно, прекрасная Агделайда. Мой оруженосец говорит, что неподалеку идет битва: большой отряд рыцарей ордена Святой Марии штурмует селение язычников.
— Пся крев! — Бурцев выругался на польский манер. — Там же, кроме моих ребят, и сражаться-то некому! Вайделоты согнали в лес всех мужиков! За тыном только бабы с детишками остались.
Дядька Адам все понял с полуслова.
— Луки к бою! — распорядился он. — Богдан — бегом к дубу. Расскажешь, что случилось, и веди подмогу.
Самый молодой стрелок из волчьешкурой ватаги опрометью помчался обратно в Священный лес. Пруссы нагнали их уже возле самого селения. Запыхавшиеся, плохонько вооруженные мужики рвались в бой. Вот только вайделотов среди них не было. Видимо, жрецы машут посохами, лишь обороняя святые места или выясняя отношения между собой. Во всех остальных случаях — молятся. Что ж, очень жаль. Сейчас ведь на счету каждая пара рук. Хорошо хоть Сыма Цзян здесь, с ними. Одно присутствие Кривайто способно вдохновить пруссов на подвиги. Впрочем, когда гибнут дети и жены, дополнительного стимула для пробуждения боевой ярости и не требуется. А прусские бабы и ребятишки действительно гибли.
Ворота лесного поселения были заперты. И правильно — открывать их сейчас, в царящем вокруг хаосе — полнейшее безрассудство. Эх, окажись за защитной оградой вся татаро-монголо-новгородская дружина Бурцева, отбить атаку тевтонов не составило бы труда. Но из-за недостатка места пришлым русичам и кочевникам-степнякам пришлось селиться под тыном, и в момент нападения они оказались за пределами частокола. Сейчас это выходило боком. И гостям, и хозяевам Гляндова городища.
Пока новгородцы и степняки рубились с рыцарями у запертых ворот, тевтонские кнехты обошли укрепления с тыла, топорами повалили несколько бревен частокола, ворвались внутрь. В поселке началась резня.
С дикими воплями прусские мужики ринулись к пролому. Стрелки дядьки Адама заняли позицию неподалеку. Добрые рыцарские доспехи стрелы волчьешкурых лучников пробивали не ахти как — все-таки не из мощных степных луков пущены, — а вот кнехтов в черных одеждах валили славно. Брони у тех были послабее — кожаные рубахи, толстые стеганые куртки, нагрудные стальные бляхи с «Т»-образными крестами да широкополые каски-шапели, похожие на железные панамы. К тому же и выцеливать чернодоспешную пехоту оказалось проще. В отличие от рыцарей, уже смешавшихся в плотной рукопашной схватке с новгородцами и кочевниками, кнехты бегали по опустевшему селению между хижин и землянок в поисках попрятавшихся женщин с детьми и сами подставлялись под стрелы.
Да, пожалуй, с кнехтами совладать можно. Но с рыцарской конницей… Для борьбы с святотатцами- чужеверцами идиоты-вайделоты призвали в свой Священный лес даже дозорных. И вот, пожалуйста… Тевтоны напали неожиданно. Русичи и степняки не успели даже подседлать лошадей. Теперь уже поздно: бойцы отсечены от коновязей, лагерные шатры повалены, сбруя втоптана в снег. Теперь против конных бились пешие. Монгольские нукеры-панцирники из личной гвардии Кхайду-хана еще держались, сбившись в кучку. Новгородцы — тоже, но легковооруженные лучники Бурангула гибли десятками. И прикрыть их в этой суматохе не представлялось возможным. Так ведь все и полягут!
Дмитрий, Бурангул, новгородские, монгольские и татарские десятники что-то кричали, стараясь дать организованный отпор орденским рыцарям. Но крики эти не приносили ощутимого результата. Разрозненные разноязыкие группки не видели и плохо понимали друг друга. Кочевники терялись в пешем строю. Русичи, теснимые вражескими конниками, не могли развернуться в полную силу. Каждый боец слышал и слушался только ближайшего командира. А черные тевтонские кресты на белых плащах — отличительные признаки полноправных братьев ордена Святой Марии — и серые одежды с усеченными «Т»-образными крестами сержантов и полубратьев мелькали уже повсюду. Многочисленные оруженосцы оберегали рыцарей с флангов и тыла. И вся эта масса напирала, давила рассеянных пешцев. Спасти положение могло сейчас только единое командование. Стоять в стороне Бурцев больше не имел права.
— Аделаидка, милая, мне сейчас нужно быть там. Ты обожди здесь, только, ради Бога, никуда не уходи. Это безопасное место.
Полячка не ответила. Лишь дернула плечиком да недовольно отвернулась к своему новому дружку. Бурцев тоже глянул на немецкого рыцаря:
— Ты как, Фридрих?
Рыцарь поджал губы:
— Я не желаю биться за язычников и без крайней нужды не подниму меч против своих собратьев по вере.
