Вот – последний коридор. Алхимическая лаборатория.
Могла ли там спрятаться Эржебетт? Вряд ли. И все же…
– Открывай, Томас! – приказал Всеволод.
Однорукий тевтон что-то недовольно пробурчал о тупом упрямстве русичей. Но – открыл. Не преминув напомнить:
– С огнем тут осторожней только.
Всеволод вошел в лабораторию один. Без огня. Прикрыл дверь, чтобы снаружи не мешали факельные отблески. Сморгнул, приспосабливаясь к темноте, переходя на ночное зрение.
Осмотрелся… Все – как прежде. Как в тот, в первый и единственный раз, когда он сюда заглядывал. Низкий широкий и длинный стол, оббитый листовой медью. Пара лавок. Зияющее в потолке отверстие дымохода. Тигль, светильник, свечи в подсвечниках с защитными колпачками. Только жаркие угли и слабые огоньки сейчас не мерцают. Сейчас здесь пламя погашено. Сейчас здесь – полный мрак, к которому не привычно нетренированное человеческое око. Только – тренированный, только специально подготовленный глаз способен хоть что-то различить в такой тьме. Или глаз темной твари, которой не нужна никакая подготовка.
Везде – горшки, склянки, реторты, ступки. На полках, на полу, на столе… У самой двери лаборатории – большая плетеная корзина с полудюжиной железных шаров, уже снабженных фитилями, но еще не покрытых серебром и, видимо, по этой лишь причине, не отнесенных пока на стены. В углу – знакомый ручной сифон с мехами и трубками, предназначенный для бальзамирования павших орденских братьев. Трупов, правда, – нет. Пока – нет…
И орденских алхимиков – тоже нет.
А главное – нет Эржебетт.
Здесь ее тоже нет!
Он проверил все углы, заглянул в дымоход.
Нет. Нет. Нет…
Про-кля-тье!
Выходя из лаборатории, Всеволод в сердцах хлопнул дверью. Не удовлетворившись, развернулся, с силой пнул ногой по несчастным доскам.
Все! Впереди – тупик, заканчивающийся запертой дверью склепа. Единственной дверью, от которой нет ключа на связке замкового кастеляна. Этот ключ хранится у Бернгарда.
– Пора уходить! – в который раз уже сказал Томас. – Здесь мы не услышим сигнального рога.
Пора. Не услышим…
– Пошли, воевода, – мягко сказал Федор. – Мы ее сейчас все равно не найдем.
Не найдем… У-у-у! Безумно, страшно хотелось выть. И Всеволод не стал себя сдерживать. А зачем?
– Эржебетт! – потрясая кулаками, взревел он. – Эр-же-бетт!
Нет, кричал не он даже – кричало что-то в нем… Злость, ненависть, давящее чувство вины за испитых дружинников, неутоленная ярость и жажда отмщения, оскорбленная подлым предательством искренняя любовь и просто задетое самолюбие обманутого человека. Поверившего другому… Нечеловеку.
Много чего кричало, собравшись воедино, скопившись в тугую пульсирующую боль в сердце и обретя наконец выход. Вместе с проклятым именем, с криком вместе – обретя.
Кричал Всеволод, не надеясь ни на что. И на ответ Эржебетт – меньше всего. Просто потому кричал, что не мог сейчас не кричать.
– Эр-же-бетт!!!
– Э… – э…-э!!! – разлеталось, раскатывалось по подземелью гулкое эхо.
Трепетало чуткое пламя факела в руке Федора.
– Эт… эт… эт!
И…
Почудилось?
Нет. Вот еще! И снова!
– Тихо! – побледнев, приказал Всеволод. – Всем молчать!
А все и так молчали. Прислушивались.
Слышали потому что. Все до единого тоже слышали…
– Е-о-о!
«Всеволод»?! Или что-то иное?
…Слабый-слабый, приглушенный, едва-едва слышный, но все же слышный…
Iтветный крик?
– О-о-о!
Точно! Никаких сомнений!
Это невероятно! Но она откликнулась! Немая девчонка. Неведомая темная тварь. Тварь отзывалась на
