Остановить их кровопийцы не могли. Пока – не могли.
Глава 33
Многоголосый дикий вопль вдруг раздался сзади. С чего бы это? Всеволод, привстав на стременах, оглянулся. Ага! Твари, что гнались за ними от Серебряных Врат, тоже добрались до темного воинства и пытаются продолжить погоню за кровью, прокладывая дорогу через рать Черного Князя.
Обезумевшие упыри – лишившиеся своего Властителя и подвластные чужой воле – грызутся друг с другом. Страшно, люто грызутся. Руки, ноги, головы, куски рваной плоти – летят во все стороны. Черная кровь льется потоками.
Ладно… пусть грызутся. Подольше бы!
А тевтонская «свинья» все проламывалась вперед. Разбивая рыло, царапая бока. Теряя отдельных всадников, но не замечая потерь.
Защитники Сторожи напирали. Они входили в колышущиеся ряды завывающей нечисти, как раскаленный нож входит в слой белесого жира. Но ведь когда жира много, он способен и остудить нож, и остановить его – тоже способен.
Упырей было много. Слишком много.
Они тонули в вязкой упыриной массе и пропадали в ней безвозвратно. Они отчаянно барахтались. Они все еще рвались к ущелью. Да только заветная горловина была еще далеко. Очень далеко.
А они уже сделали невозможное. Прорубив широкую просеку, они прошли через бесчисленное воинство Черного Князя добрую половину пути.
Но оставалась еще одна. И дальнейшая дорога – многократно труднее. И стоить она будет большей крови. Быть может – всей их крови. И живой крови и той серебряной водицы, что течет в жилах Бернгардовых мертвецов.
Движение побитого, помятого, густо выщербленного клинообразного строя неумолимо замедлялось. Главные преимущества – скорость и напор конного строя были уже использованы. А снова набрать разгон – невозможно. Не дают. Не позволяют. Упыри сами наседали на шипы конских нагрудников, лезли под копыта и серебрёные клинки. И сильные боевые кони постепенно сдавались.
Мечи и секиры всадников разили все так же быстро и беспощадно. Лезвия в отделке из белого металла отсекали змееподобные руки целыми охапками и гроздьями сносили лысые, в уродливых наростах черепа. Булавы и шестоперы сминали плоть и кость. Однако «свинья» увязала. Увязала окончательно и бесповоротно. Не имея более возможности сходу преодолевать сопротивление противника, поневоле приходилось громоздить у себя на пути завалы из бледнокожих трупов. Как прошлой ночью, в Стороже. А растущие груды посеченных тел еще больше препятствовали продвижению вперед.
И все труднее было удерживать строй.
И чем медленнее становился конский шаг, тем больше потерь несла тевтонская «свинья».
Людей – и живых, и мертвых, одного за другим сдергивали с седел когти-крючья. А когда упыри не могли добраться до всадников – валили лошадей. Подсекая ноги, раздирая прикрытые серебрёными кольчужными попонами бока, вспарывая животы, вырывая нагрудники вместе с ребрами.
Сражавшиеся впереди умруны не поддавались вражескому напору. Если кто-то вдруг выбывал из рядов, образовавшуюся брешь мгновенно заполняли всадники, бившиеся рядом. Мертвая дружина Бернгарда постепенно подтягивалась с флангов к авангарду. И, пожалуй, только за счет этого голова «свиньи» еще держала форму непробиваемого треугольного клюва. Голова-то держала, но вот сзади – по бокам и в тылу, где нечисти теперь противостояли живые ратники, оставшиеся без прикрытия умрунов, было совсем скверно.
Там павших заменить вовремя уже не успевали. Не могли.
«Свинья» начинала разваливаться.
В очередной раз оглянувшись назад, Всеволод увидел в хвосте колонны смешавшиеся ряды и целый шлейф из спешенных – лишившихся коней либо вырванных из седел – бойцов.
Пешцы старались не отставать от конного строя – рассыпающегося, распадающегося, но еще слабо продвигавшегося вперед. Старались. И все же отставали… Упыри отсекали их от всадников, разбивали на группки, на тройки, на пары. А после – захлестывали и раздирали в клочья. С малым воем, если под когтями оказывалась живая человеческая плоть и кровь, укрытая посеребренной коркой доспеха. И с воем великим, если из рваных ран брызгала холодная серебряная водица, а жертва продолжала рубиться, даже будучи исполосованной вдоль и поперек.
Темное воинство сминало всех. И живых, и неживых. С тварями, преследовавшими защитников Сторожи от Серебряных Врат и наткнувшимися в этой безумной погоне на рать Черного Князя, тоже уже было покончено. Истерзанная, изломанная «свинья» билась одна посреди белесого моря, и силы ее стремительно таяли.
Всеволод жаждал поскорее дать волю рукам и мечам, да какое там! Его буквально стиснули со всех сторон. Впереди плотными – стремя в стремя – рядами рубятся мертвецы Бернгарда. Если падает один умрун, его место тут же занимает другой – из внешних фланговых линий. Вправо-влево тоже не свернуть. Там – Бернгард, Сагаадай. И орденские рыцари в белых плащах. Живые, мертвые…
И назад поворотить – никак. За спиной – Конрад, Бранко, Золтан, Раду, также пожелавшие встать в голове строя. С ними – тесной кучкой – прочие воины. А следом напирают тевтоны и русские дружинники, расположившиеся в загривке «свиньи». Проталкиваться сейчас куда бы то ни было силой – значит, ломать свиное «рыло» изнутри. А ведь острие клина худо-бедно, но все же продвигается еще вперед. Медленно, махонькими шажками, но – движется.
Поневоле приходилось ждать своей очереди. Всеволод аж рычал от бессильной злобы. Еще бы! Вокруг – сеча, гибнут люди и нелюди, а ты сам – как в порубе запертый.
– Не дергайся, русич, придет и твое время! – пробасил из-под шлема Бернгард.
Проклятье! Такое впечатление, будто хитроумный магистр сознательно втиснул носителя Изначальной крови в самое безопасное место. Но кто ж мог знать, что в голове тевтонского строя окажется безопаснее, чем в тылу?!
