людей. Я осознал, что демагог, хорошо знающий народную душу, всегда поведет народ за собой только потому, что способен дать толпе яркие зрительные впечатления. Поэтому буду крайне удивлен, если мой роман не получит широкого распространения. («Изобразите удивление», — как сказал бы мистер Годдард, или: «Изобразите быструю распродажу!»).
Если в основе истории с романом «Сердца трех» и лежит сотрудничество, то, признаюсь, я в восторге от такого сотрудничества. Но увы! — боюсь, что такие, как мистер Годдард, встречаются не чаще, чем один на миллион. Ни разу мы с ним не поспорили, ни разу не разошлись во мнениях. Правда, и я, очевидно, жемчужина среди авторов. Ведь я позволил ему «изображать» все, что ему было угодно, на протяжении пятнадцати эпизодов и тысячи трехсот сцен длиною в десять тысяч метров пленки. При этом я ни разу не пожаловался, хотя по его воле мне пришлось написать сто одиннадцать тысяч слов.
И все же теперь, когда моя работа окончена, я сожалею о том, что написал этот роман, — сожалею потому, что хотелось бы самому прочесть его и узнать, легко ли он читается. Очень мне это любопытно знать. Очень, очень любопытно!
Глава I
В это позднее весеннее утро события в жизни Фрэнсиса Моргана чередовались с невероятной быстротой. Вряд ли кому-то еще пришлось пережить такой резкий скачок во времени и так внезапно попасть в яркую, полную жизни драму, вернее, даже трагедию; вряд ли кому-то другому удалось так близко соприкоснуться с удивительной — то ли первобытной, то ли средневековой — мелодрамой, в которую подчас превращается жизнь народов латинской расы, населяющих Среднюю и Южную Америку, — народов, как известно, отличающихся пылкими чувствами и необузданными страстями. Да, можно сказать, что в это утро судьба не церемонилась с Фрэнсисом Морганом!
Однако пока он лениво валялся в постели, не зная даже, пробудился ли мир ото сна. Да и сам Фрэнсис еще окончательно не проснулся. Накануне он до поздней ночи играл в бридж и потому поздно встал. Поздно позавтракав фруктами, молодой человек направился в библиотеку — элегантно обставленную, но выдержанную в строгом стиле комнату. Отсюда его отец до конца своей жизни отдавал распоряжения, занимаясь многочисленными делами.
— Паркер, — обратился Фрэнсис к камердинеру, служившему еще его отцу, — не замечали ли вы — не начал ли Р. Г. М. полнеть перед смертью?
— О нет, сэр, — был ответ. В тоне его слышалась почтительность отлично вышколенного слуги; правда, Паркер невольно окинул не слишком одобрительным взглядом дородную фигуру молодого хозяина. — Ваш отец, сэр, не утратил стройности до конца своих дней. Он и под старость был таков же, как в молодости: широкоплечий, с мощной грудью и широкой костью, но талия у него так и осталась тонкой, сэр. Нынешние молодые господа могли бы ему позавидовать. Очень уж он за собой следил — каждое утро ровно полчаса делал в постели гимнастические упражнения. Ничто не могло ему помешать. Он называл это своей религией.
— Да, у него была редкая фигура, — рассеянно ответил молодой человек и бросил взгляд на биржевой телеграф и на телефоны, поставленные тут еще его отцом.
— О да, — убежденно подтвердил Паркер, — он был строен, как настоящий аристократ. И вы унаследовали его фигуру, сэр, — только немного дороднее.
Молодой Фрэнсис Морган, унаследовавший от отца, кроме фигуры, еще и несколько миллионов долларов, лениво развалился в широком кожаном кресле и вытянул перед собой ноги, словно посаженный в клетку могучий лев, расправляющий свои члены. Раскрыв утреннюю газету, он взглянул на заголовки. Там говорилось о новом обвале на Панамском канале.
— Хорошо, что мы, Морганы, вообще не склонны к полноте, — сказал он и зевнул, — а то я давно растолстел бы от подобной жизни… Как, по-вашему, Паркер?
Пожилой слуга вздрогнул. Он не ожидал вопроса и потому не сразу нашелся что ответить.
— Конечно, сэр, — наконец поспешно проговорил он, — то есть я хочу сказать, — нет, сэр, — вы сейчас вполне в форме, сэр.
