котором говорится, что наш великий предок когда-нибудь вернется к нам. Явился ли он в обличье этого чужеземца? Этого мы не знаем и не смеем ни знать, ни судить. Тебе, о жрец, принадлежит знание, тебе принадлежит и суждение. Он ли это?
Жрец пристально взглянул на Торреса и издал невнятное восклицание. Поспешно повернувшись спиной к чужеземцам, он вновь зажег священный жертвенный огонь от пылающих углей в горшке, который стоял у подножия жертвенника. Но пламя взметнулось огненным языком, упало и погасло.
— Бог Солнца разгневан, — снова повторил жрец.
Племя Погибших Душ принялось колотить себя в грудь, причитать и стонать.
— Богу Солнца неугодна наша жертва, — продолжал жрец, — ибо священный огонь не желает гореть. Готовятся страшные вещи. Глубокие таинства, которые одному мне известны. Мы не принесем чужеземцев в жертву… пока… Мне нужно время, чтобы узнать волю бога.
Он жестом приказал своему племени разойтись, прервал незавершенное таинство и велел отвести трех пленников в Большой Дом.
— Я не знаю, что у них на уме, — шепнул Фрэнсис на ухо Леонсии. — Но надеюсь все же, что там нас наконец накормят.
— Поглядите на эту хорошенькую девочку, — проговорила Леонсия, указывая глазами на ребенка с живым умным личиком.
— Торрес уже приметил ее, — шепнул в ответ Фрэнсис. — Я заметил, как он ей подмигнул. Он тоже не знает, что у них на уме, не знает, что с нами будет, но он не упустит ни малейшей возможности приобрести себе здесь друзей. Нам придется глядеть за ним в оба, так как это подлая вероломная тварь, способная преспокойно предать нас ради спасения собственной шкуры.
Пленников ввели внутрь Большого Дома, усадили на грубо сплетенные из трав циновки и вскоре дали поесть. Подали свежую ключевую воду и рагу из мяса и овощей — все это в большом количестве, в странных горшках из необожженной глины. Кроме того, им дали еще горячие лепешки из молотого индейского маиса, несколько напоминающие испанские оладьи.
После того как они поели, женщины, прислуживавшие им за столом, удалились, а маленькая девочка, которая привела их в Большой Дом и распоряжалась всем, осталась. Торрес стал опять с ней заигрывать, но она, небрежно отвернувшись от него, отдала все свое внимание Леонсии, которая, казалось, ее очаровала.
— Она здесь как бы хозяйка, — пояснил Фрэнсис. — Знаете, вроде тех девушек на Самоа, которые занимают всех путешественников и посетителей, какого бы высокого происхождения они ни были, и возглавляют все церемонии и обряды племени. Их выбирают вожди племен за красоту, добродетель и ум. Эта девочка сильно напоминает мне их, хотя она еще так мала.
Девочка подошла к Леонсии. Несмотря на явное восхищение, которое вызывала в ней девушка, в ее поведении не было заметно ни угодливости, ни приниженности.
— Скажи мне, — заговорила она на странном староиспанском наречии своего племени, — правда ли, что этот человек действительно Де-Васко, сошедший с Солнца к нам на землю?
Торрес поклонился со слащавой улыбкой и гордо объявил:
— Я из рода Де-Васко.
— Не из рода Де-Васко, но сам Де-Васко, — подсказала ему по-английски Леонсия.
— Прекрасная идея, продолжайте в том же духе и дальше! — посоветовал испанцу Фрэнсис, также по-английски. — Может быть, это поможет нам выпутаться из глупого положения, в которое мы попали. Мне этот их жрец не очень-то по душе, но он, видимо, главный петух в этом курятнике Погибших Душ.
— Я наконец спустился к вам с Солнца, — заявил девочке Торрес, подхватив совет, данный ему Фрэнсисом.
Девочка окинула его долгим пристальным взором, в котором ясно можно было прочесть сначала раздумье, потом оценку и, наконец, веру. Затем с лицом, лишенным всякого выражения, она почтительно поклонилась ему и, взглянув мельком на Фрэнсиса, повернулась к Леонсии и улыбнулась ей дружелюбной улыбкой, озарившей ее хорошенькое личико.
— Я не знала, что бог создал таких прекрасных женщин, как ты, — ласково сказала девочка, направляясь к выходу. У двери она остановилась и добавила: — Та, Что Грезит, тоже прекрасна, но она совсем не похожа на тебя.
Едва она вышла из комнаты, как жрец Солнца в сопровождении нескольких юношей вошел в комнату, по-видимому, чтобы распорядиться убрать посуду и оставшуюся пищу. Но как только некоторые из юношей нагнулись, чтобы собрать тарелки, остальные по знаку жреца бросились на трех чужестранцев, крепко связали им руки за спиной и повели к алтарю бога Солнца, перед которым собралось все племя. Здесь они заметили стоявший на треножнике тигль, под которым был разведен сильный огонь, а рядом три свежевбитых столба, к которым их привязали. После этого усердные руки принялись быстро накидывать хворост от подножия столбов до самых колен пленников.
— Ну, теперь не теряйте времени, — держитесь с надменностью истого испанца, — поучал Торреса Фрэнсис. — Вы — сам Де-Васко. Несколько сотен лет тому назад вы были здесь, в этой самой долине, с предками этих выродков.
— Вы должны умереть, — объявил им жрец Солнца под дружные кивки Погибших Душ. — Вот уже четыреста лет — столько, сколько мы живем в этой долине, — мы убиваем всех чужеземцев. Вас же не убили. И вот, глядите, бог Солнца гневается, и огонь наш — Священный огонь — погас! — Погибшие Души вновь принялись колотить себя в грудь, причитая и вопя. — Вот почему, чтобы умилостивить бога Солнца, вы должны умереть.
— Берегитесь! — провозгласил Торрес, которому нашептывали советы то Фрэнсис, то Леонсия. — Я сам Де-Васко! Я спустился к вам с Солнца! — Он кивнул толовой, так как руки его были связаны, на каменный бюст. — Я вот этот самый Де-Васко. Я привел ваших предков четыреста лет назад в эту долину и повелел им оставаться здесь до моего возвращения.
Жрец Солнца медлил с ответом.
— Ну что же, жрец, говори, отвечай божественному Де-Васко, — резко приказал ему Фрэнсис.
— Как могу я знать, что он действительно божественный? — быстро возразил жрец. — Разве я также не похож на него лицом? И разве от этого я божествен? Разве я Де-Васко? Де-Васко ли он? А быть может, Де-Васко все еще на Солнце? Ибо я знаю, что и сам рожден от женщины шесть десятков и восемнадцать лет тому назад и что я — не Де-Васко.
— Это не ответ Де-Васко! — грозно вскричал Фрэнсис, униженно склоняясь перед Торресом и шепча ему в то же время по-английски: — Побольше надменности, черт вас побери, побольше надменности!
Жрец колебался еще с минуту, затем обратился к Торресу:
— Я верный жрец Солнца. Нелегко мне нарушить данный мною священный обет. Если ты действительно божественный Де-Васко, ответь мне на один вопрос.
Торрес надменно кивнул головой.
— Любишь ли ты золото?
— Люблю ли я золото? — насмешливо произнес Торрес. — Я великий повелитель Солнца, а Солнце все сделано из золота. Золото! Для меня оно не больше, чем прах у ваших ног, чем камни, из которых сделаны ваши горы.
— Браво! — одобрительно шепнула Леонсия.
— Если так, о божественный Де-Васко, — смиренно проговорил жрец Солнца, не в силах скрыть торжествующей нотки, прозвучавшей в его голосе, — ты достоин подвергнуться древнему, освященному обычаем испытанию. Когда ты выпьешь золотой напиток, а затем все-таки объявишь, что ты — Де-Васко, тогда я и весь наш народ склонимся перед тобой и воздадим тебе хвалу. К нам не раз попадали чужеземцы. И всегда они являлись, обуреваемые жаждой золота, но раз утолив эту жажду, они никогда больше ее не испытывали, ибо были мертвы.
Пока он говорил так, Погибшие Души жадно следили за каждым его движением, а три чужестранца с опасением на него глядели. Жрец сунул руку в отверстие большого кожаного мешка и принялся полными пригоршнями бросать золотые слитки в раскаленный тигль над треножником. Пленники находились так близко от него, что могли проследить за тем, как золото плавилось и поднималось в тигле, точно золотой
