ограничиваться подсматриванием. Войдя в комнату, Та, Что Грезит со смехом сказала:
— Значит, сеньор Торрес был лжецом?
— Был? — спросил Фрэнсис, вставая ей навстречу.
— Да, его уже нет, — ответила царица. — Но это неважно, — поспешила она добавить, заметив, что известие о смерти Торреса вызвало у Фрэнсиса всего лишь любопытство. — Он ушел, и это хорошо, что ушел, ибо он никогда не вернется. Но он лгал мне, не правда ли?
— Без сомнения, — ответил Фрэнсис. — Он наглый лжец.
Молодой Морган не мог не заметить разочарования, отразившегося на ее лице, когда он так охотно согласился с ней относительно лживости Торреса.
— Что же именно он говорил? — спросил ее Фрэнсис.
— Что его выбрали мне в мужья.
— Ложь, — сухо ответил Фрэнсис.
— Затем он сказал, что выбор пал на тебя, и это, несомненно, тоже ложь, — печально продолжала царица.
Фрэнсис отрицательно покачал головой.
Невольный крик радости, вырвавшийся из уст царицы, тронул его сердце настолько, что у него возникло желание обнять и приласкать ее. Она ждала, пока он заговорит.
— На меня в самом деле пал выбор стать твоим мужем, — продолжал он твердым голосом. — Ты прекрасна. Когда же мы поженимся?
При этих словах на ее лице отразилась такая ликующая радость, что он поклялся себе никогда не омрачать это прекрасное лицо печалью. Повелительница Погибших Душ, обладавшая несметными богатствами и чудесным даром провидения, была в его глазах просто одинокой неопытной женщиной с сердцем, переполненным страстной жаждой любви.
— Я открою тебе, какую еще ложь сказал мне этот гнусный Торрес! — радостным голосом воскликнула она. — Он сказал мне, что ты богат, и что, прежде чем взять меня в жены, ты хочешь узнать, какие богатства я принесу тебе в дар. Еще он сказал, что ты послал его осмотреть мои сокровища. Я знаю, что это наглая ложь. Ты ведь не ради этого берешь меня в жены? — и она жестом, полным презрения, указала на сундук с драгоценностями.
Фрэнсис покачал головой.
— Ты женишься на мне ради меня самой? — ликуя продолжала она.
— Да, ради тебя самой, — не мог не солгать Фрэнсис.
И тут его глазам представилось удивительное зрелище. Царица, деспотичнейшая из властительниц, которая своевольно распоряжалась судьбами своих подданных, так холодно и бессердечно рассказала ему о гибели Торреса, выбрала себе супруга, нисколько не считаясь с его желаниями, — эта самая царица вдруг начала краснеть.
По ее шее, затем по лицу, ушам и даже по лбу алой волной разливалась краска девичьего смущения и стыдливости. Смущение ее передалось и Фрэнсису. Он не знал, как себя вести, и почувствовал, что сквозь его загар также пробивается румянец. Никогда еще, невольно подумал он, в отношениях мужчины и женщины не было такого затруднительного и странного положения. Затруднительное положение между тем все более усугублялось; но даже ради спасения собственной жизни он не смог бы найти нужного слова, чтобы положить конец этому замешательству. Наконец царица заговорила первая.
— А теперь, — сказала она, еще больше краснея, — вы должны поухаживать за мной.
Фрэнсис пытался заговорить, но губы его так пересохли, что он пробормотал только несколько бессвязных слов.
— Меня еще никогда никто не любил, — откровенно призналась царица. — То чувство, которое питает ко мне мой народ, — не любовь. Они не люди, а просто неразумные животные, но мы, ты и я, мы ведь настоящие мужчина и женщина. На свете есть ухаживание, и любовь, и нежность — все это мне сказало мое Зеркало Мира. Но я так неопытна, я не умею, не знаю, как надо любить. Ты же, чужеземец, явившийся ко мне из необъятного мира, ты, несомненно, знаешь, что такое любовь. Я жду. Люби же меня!
Она опустилась на свое ложе и, усадив Фрэнсиса подле себя, замерла в ожидании. Бедный юноша, которому так неожиданно приказали любить, был не в силах вызвать по принуждению любовь в своем сердце.
— Разве я не прекрасна? — спросила его царица, немного помолчав. — Разве ты не так же безумно жаждешь обнять меня, как я жажду твоих объятий? Никогда еще мужские уста не касались моих. Что такое поцелуй — поцелуй в уста? Когда ты поцеловал мою руку, я испытала неизъяснимое блаженство. Твои губы поцеловали не только мою руку, но и мою душу. Мне казалось, что мое сердце билось в руке под прикосновением твоих уст. Разве ты не чувствовал его?..
— Итак, — говорила она полчаса спустя, сидя рядом с ним на ложе, — я рассказала тебе то немногое, что мне известно о самой себе. О своем прошлом я знаю только то, что мне о нем рассказали. Настоящее ясно вижу в моем Зеркале Мира. Будущее я тоже могу видеть, но только очень смутно, и не всегда понимаю то, что вижу. Я родилась здесь, так же как моя мать и мать моей матери. Каким-то образом случалось, что в жизни каждой царицы был мужчина. Порой они приходили сюда, как и ты. Мать моей матери — так рассказывали мне — покинула нашу долину, чтобы найти себе мужа, и отсутствовала долгие годы. Таким же путем ушла в большой мир и моя мать. Тот тайный путь, где давно умершие конквистадоры охраняют тайны майя и где стоит Де-Васко, чей шлем нагло похитил этот Торрес, — этот путь хорошо мне известен. Если бы ты не пришел, я должна была бы пойти этим путем, чтобы найти тебя, ибо ты был предназначен мне судьбой, и наша встреча была неизбежна.
Вошла женщина, за которой следовал копьеносец, и Фрэнсис с трудом мог понять последующий разговор, который они вели между собой на староиспанском языке. Царица передала ему смысл этого разговора. Лицо ее выражало гнев и в то же время радость.
— Мы должны сейчас же отправиться в Большой Дом для свадебной церемонии. Жрец Солнца упрямится, не знаю почему. Быть может, из-за того, что ему не позволили пролить вашу кровь на его жертвенном алтаре. Он очень кровожаден. Хотя он и верховный жрец Солнца, в нем мало мудрости. Мне только что донесли, что он пытается настроить народ против нашего брака. Жалкий пес!
Она крепко сжала кулаки, лицо ее приняло решительное выражение, а в глазах сверкнул царственный гнев.
— Я заставлю его повенчать нас по старинному обряду перед Большим Домом, у алтаря Солнца.
— Фрэнсис, еще не поздно переменить решение, — уговаривал друга Генри. — Пойми же, это несправедливо. Ведь это я вытянул короткую соломинку. Разве я не прав, Леонсия?
Леонсия не отвечала. Они стояли перед толпой собравшихся у алтаря Погибших Душ. Царица и жрец Солнца находились в Большом Доме.
— Вам не хотелось бы, чтобы Генри женился на ней, не правда ли, Леонсия? — спросил Фрэнсис.
— Да, но не хотелось бы, чтобы женились и вы, — сказала Леонсия. — Единственный человек, которого я не прочь видеть ее мужем, — это Торрес. Я не люблю ее, и мне будет неприятно, если кто-то из моих друзей станет ее мужем.
— Да вы просто ревнуете, — заметил Генри. — А между тем Фрэнсис, кажется, не слишком опечален своей судьбой.
— Она совсем неплохая женщина, — заявил Фрэнсис, — к тому же я умею подчиняться своей судьбе если не с хладнокровием, то во всяком случае с достоинством. И знаешь, что я скажу тебе, Генри, раз ты так на этом настаиваешь: она не согласилась бы выйти за тебя, если бы ты даже просил ее.
— Я в этом совсем не уверен, — быстро начал Генри.
— Спроси в таком случае ее, — вызывающе сказал Фрэнсис. — Вот она, посмотри-ка на нее. По ее глазам видно, что происходит что-то неладное. И жрец мрачен как туча. Пойди же, предложи ей стать твоей женой, и ты увидишь, как она тебя примет.
Генри упрямо кивнул головой.
— Ну и пойду — не для того, конечно, чтобы показать тебе, какой я покоритель женских сердец, а просто ради справедливости. Я не должен был принимать твою жертву и теперь хочу попытаться поправить дело.
