Дождь под утро стих. Тесно обнявшись, точно боясь и во сне потерять друг друга, они наконец уснули...
Разбудил Наташу и Егора пронзительный крик петуха и звонкие удары молочных струй о стенки подойника. Карташов поцеловал женщину в припухшие от ночных поцелуев губы, и она, скользнув под него, снова приняла его в себя. Они старались не выдать своего занятия, совершенно упустив из виду, что сенная труха сквозь щели слетает вниз. И Аркадий, который зашел в сарай, многозначительно усмехнувшись, показал Любаше глазами вверх и тут же, отставив в сторону подойник, увел ее в дальний угол хлева. Теперь уже хозяева занялись тем, от чего неистово бились сердца их гостей...
После завтрака, который все участники трапезы проглотили с необыкновенным аппетитом, Аркадий должен был обойти свой участок и пригласил с собой гостей.
...К обеду они прошли уже более десяти километров и остановились на берегу хрустально прозрачного озера, расположенного за пределами заповедника. Мужчины отыскали снасти, которые Аркадий прятал в кустах, и, облюбовав каждый себе по глубокой ямке у берега шустрой речушки, вытекающей из озера, забросили удочки.
Наташа увидела, как две форели, стараясь опередить друг друга, тотчас бросились на мушку и та, что побольше, схватила наживку. Егор подсек ее, выхватил серебряную рыбку из воды и присвистнул от восторга. Аркадий стоял неподалеку и усмехался в густые буденновские усы. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как гости, точно малые дети, радуются первой удаче.
Им потребовалось не более двадцати минут, чтобы выудить десятка полтора рыбок. Серебристая, с двумя рядами красноватых и черных пятен по бокам, горная форель не слишком велика. Так, с карандаш, не более. Но вкус!
У нее нет запаха тины и стоячей воды, который бывает у речной или озерной рыбы. Чистое белое мясо без костей легонько припахивает морозным утром или только что выпавшим снегом.
После обеда предстояло пройти еще километров шесть, замыкая круг, который Аркадий и его гости сделали вдоль границ заповедного участка лесничего. Он предупредил, что это самый опасный участок маршрута и идти надо как можно осторожнее. Их путь лежал, по сути дела, браконьерскими тропами. А горцы – ребята лихие, ходят с оружием, и не с допотопным дробовиком, а вооружены армейскими карабинами и даже автоматами. Вроде своя земля, российская, а чувствуешь себя как партизан в Беловежской Пуще.
Тропа бежала по хребтине невысокого увала. Аркадий уверенно, как ходят по хорошо известной дороге, шел впереди. Серый от стирки и дождей рюкзак будто приклеился к его спине, на левом боку болталась фляга в чехле, на правом – ракетница. Карабин лесничий повесил на грудь, а руки положил одну – на ствол, другую – на приклад. Солдатские берцы ступали уверенно, ни разу не поскользнулись и не оступились.
Друзья продирались сквозь темно-зеленые заросли рододендрона, карабкались по каменистому взлобку горы, заросшему дубовым и грабовым лесом. Наташа не догадывалась, пока Егор не объяснил ей, что Аркадий ведет их по звериной тропе. Кабаны и косули – отличные знатоки леса – всегда выбирают самые рациональные маршруты, и егерь не ошибся, отправившись по их следам.
Вскоре путники вышли на открытую лужайку и сделали короткий привал. Наташа замерла от восхищения: прекрасная панорама открылась ее глазам. Она сделала несколько шагов вперед, но Аркадий предупредил:
– К самому краю не подходи. Осыпь. Может поехать.
Егор приблизился к Наташе, обнял за плечи и тоже посмотрел вниз.
Лужайка, заросшая светло-зеленым вереском, резко обрывалась вниз... Наташа почувствовала легкое головокружение, но надежные мужские руки крепко держали ее, и она отважилась заглянуть в пропасть. Гора обрывалась вниз метров на семьсот. Отвесная скала, словно стесанная ударами гигантского лезвия, белела острыми выступами, языки щебня ползли на дно затянутого голубоватой дымкой провала. Повсюду громоздились поваленные стволы, похожие на выбеленные солнцем кости гигантского доисторического чудовища. А внизу – сумрачная могила, на дно которой сброшены трупы деревьев вперемешку с камнями...
– Вот это да! – прошептала Наташа и отшатнулась от края.
– Снег поработал, – отозвался Аркадий и подошел к ним. – Зимой отсюда сошла лавина. Лес, смотрите, как бритвой срезало! – Он протянул вперед руку. – Видишь, Наташа, вон ту двугорбую горушку? Ее так и называют – Верблюд. Гляди чуть ниже: там во время войны проходил передний край обороны против немцев. Земля обильно полита кровью! Мой да Егоров батьки там воевали. Здорово тогда «эдельвейсов» поколошматили! Не раз, говорят, дело до рукопашной доходило!
– А кто они такие, эти «эдельвейсы»? – спросила Наташа.
– Так у фашистов горная дивизия звалась. Егеря все. Опытные бойцы. Еще до войны многие из них пешком, почитай, весь Кавказ исходили. Вместе с нашими альпинистами и вершины брали, и водку пили, а война началась – оказалось, что почти все они офицеры! Наши, конечно, тоже не лыком шиты. Крепко надавали альпийским стрелкам по сопатке, не особо церемонились с бывшими-то приятелями. Но в честном бою, без подлянки! – Аркадий вздохнул. – Я все думаю, и на кой ляд люди все время дерутся, счеты сводят? В горе и радости все люди одинаковы, и умирать прежде времени никому не хочется, ни русскому, ни немцу, ни американцу, ни тому же чечену... По уму, те, кто власть не могут поделить, пусть бы дрались, если им так уж хочется кулаки почесать, а простой народ оставь в покое, не трогай...
Егор рассмеялся:
– Простой народ не так уж прост, Аркаша! Он долго терпит, но если разогнет спину, закусит удила, тогда уж точно не только по морде кое-кто схлопочет, без головы останется!
– Смотри-ка, Наташа! – перебил Егора лесничий и протянул ей бинокль.
Наташа нашла указанное направление и улыбнулась. В поле зрения попал огромный медведище, который, видно, не знал, куда применить немереную силушку. Зверь переворачивал камни и наблюдал, как они летят по крутой щеке горы, высекая искры и увлекая за собой шлейф мелких камней.
– С чего он дурью мается? – спросила Наташа, не отрываясь от бинокля.
– Выползня ищет, – объяснил Аркадий. – Это червяки такие под камнями.
– А я думала – играет.
– Велик уже, не подросток.
Путники спустились с высоты и вступили в мрачные неприветливые лесные дебри. Продвигаясь вперед, они потревожили на лежке двух коричневатых козочек с маленькими рожками, которые в несколько прыжков скрылись среди камней. Вспугнули и мирно отдыхавших кабанов. Недовольные животные кинулись бежать от непонятного шума – взрослые впереди, а сзади, цепочкой, черно-желтые полосатые поросята.
Вся поляна была взрыта кабанами. Аркадий вздохнул и остановился:
– Не хватает им пока корма. Груша еще не созрела, каштан и желудь, даже прошлогодний орех подобрали. Сейчас на кореньях да на личинках живут. Вот в сентябре возьмут свое, отъедятся на славу! Такие гладкие станут – одно загляденье! Иначе не перезимуют...
Где-то внизу заревел олень. Его печальный и требовательный призыв долго колебал воздух, эхом отскакивал от скал, потом затих. Еще раз протрубил рогач, но уже далеко. И тогда с юга донесся слабый звук выстрела, потом еще два выстрела подряд.
– Слышите, балуют, стервецы! – сердито буркнул Аркадий. – На своей территории что хотят, то и творят, но ведь и на нашей умудряются гадить! – Он развернул карту и ткнул пальцем в сторону зеленого склона горы. – Вон там стоят три берестяных пастушьих балагана. Пасут стадо коз и бычков и постоянно лезут в запретную зону. Прямо база у них там для разных проходимцев. Тропа проходит в ста метрах от границы, так они подойдут вплотную и начинают заводить: из винтовки вверх стреляют, а то оленью или турью голову показывают... Дескать, видишь, да не возьмешь! Несколько раз из кустов стреляли, форменную фуражку всю изрешетили, а однажды в камни меня загнали и весь световой день не давали головы поднять! К пограничникам мы обращались за помощью, кое в чем, правда, они помогли, но ненадолго. Им бы свои проблемы решить, а до наших когда еще руки дойдут! – Аркадий посмотрел на солнце, клонившееся к западу. – Поспешать надо! Аккурат тогда к баньке успеем!
Но не прошли они и километра, как со стороны небольшого распадка послышалось фырканье лошадей. Аркадий молниеносно вскарабкался на скальный выступ и показал Егору три пальца. Мужчины о чем-то
