заглушал шаги, и Даша подошла к нему почти бесшумно.
– Здравствуй, Паша, – сказала она тихо. – Рада тебя видеть!
Он обернулся резко, как от удара.
– Д-даша? Мама рoдная, как ты здесь оказалась? – Лицо его покраснело. Он мгновенно отключил мобильник и спрятал его в нагрудный карман. Затем отошел за стол и сел, не раздеваясь.
Даша продолжала стоять. Паша спохватился, сорвался с места и принял у нее пуховик, но в шкаф не повесил, а положил на один из стульев, что окружали длинный стол для заседаний. Затем снял дубленку и кинул ее рядом. И лишь после этого предложил Даше сесть. Но сам в кресло не вернулся, а остановился напротив. Заложив руки за спину, некоторое время сосредоточенно разглядывал свою неожиданную посетительницу. Даша намеренно не отводила взгляда, Паша не выдержал первым.
– Зачем пожаловала? – спросил он строго, из чего Даша заключила, что Лайнер полностью совладал с растерянностью, которую испытал при виде ее.
– Ты спешишь? – спросила она вместо ответа и кивнула на дубленку.
– Теперь уже нет, – проворчал он и поднял трубку внутренней связи. – Виктория Николаевна, пожалуйста, сообщите всем, что на сегодня все встречи и совещания отменяются.
Голос Виктории в трубке звучал обеспокоенно и тревожно. На скулах Лайнера вспухли желваки, и он, возможно, чересчур резко бросил в трубку:
– Ничего, я больше ждал. Перебьются еще один день!
Трубка опять зачастила голосом секретарши. Павел побагровел и, не стесняясь присутствия Даши, рявкнул:
– Все, прекрати! Я могу позволить себе прогулять денек или нет? В декрет я не хожу, на утренники не отпрашиваюсь, на аборты не ложусь, так что катитесь к черту со своими делами! – и бросил трубку на рычаг.
– Паша, зачем такие жертвы? – справилась Даша осторожно. – Я тебя надолго не задержу!
– Черта с два! – Паша даже пристукнул кулаком по столешнице. – Будь добра, потерпи, пока я тебе не выскажу все, что у меня вот здесь накопилось. – Он постучал себя кулаком в грудь и оперся на спинку стула. Взгляд его был мрачен и беспощаден. И все-таки этот стул показался ей щитом, а не орудием возмездия, которое он собирается обрушить на ее голову.
– Я пришла не выяснять отношения. Я хотела попросить у тебя денег на издание Татьяниной книги, – Даша постаралась перехватить инициативу. – Ты ведь помогаешь всем кому не лень вытянуть из тебя деньги, так помоги еще и Таньке, тебе это зачтется.
– Кто это зачтет, не ты ли? – Паша глянул на нее исподлобья своим коронным взглядом, от которого, говорят, терялся сам губернатор.
– Паша, не переводи стрелки. – Даша смотрела на него вполне безмятежно. – Я прошу деньги не для себя.
– И как ты это представляешь? Кстати, сколько ей потребовалось?
– Тридцать тысяч или тридцать пять, – Даша несколько завысила порог Танькиных желаний. – Переведешь через один из своих фондов...
– Детям голодающего Поволжья? – в тон ей заметил Паша. – Михаил с жиру бесится, деньги в трубу пускает, а я должен его Гусыню спонсировать? Пускай-ка сам мошной потрясет, а то разъелся, как боров!
– Павел, – рассердилась Даша, – с чего ты взъелся на Маньку? Ведь это не он у тебя денег просит, а Танька. Она сама от его мотовства страдает.
Тут Даша вспомнила Татьянину шубу и подумала, что стоимостью она никак не меньше трех сборников прозы да еще одного – стихотворного, вздумай Танька издать еще те стихи, которыми они всласть побаловались в студенческие годы. Стихи были плохонькими, но за спонсорские деньги какую только ересь не издают, так почему бы Гусыне тоже не попробовать?
– Не надоело всех жалеть? – поинтересовался Паша. – Что, у тебя других дел нет, как за Таньку просить?
– Паша, не жадничай! – попросила Даша. – Скажи честно, по какой причине ты не хочешь дать деньги? Обанкротился, что ли?
– Тьфу на тебя, тьфу, мама родная! – замахал Паша руками. – Тебе сглазить – раз плюнуть. Я уже заметил: стоит мне с тобой поссориться, все дела наперекосяк идут!
– Паша-а, – нараспев протянула Даша. – Кто с кем ссорился?
– Нельзя так с людьми разговаривать, и баста! – рявкнул Паша и даже побагровел от возмущения.
– Погоди, свет очей моих, – разозлилась она в свою очередь, – а поступать со мной свинским образом дозволяется? Ты своих баб хоть как потчуй да погоняй, а со мной позво-оль!
– Дашка, – Паша заморгал глазами и выставил перед собой ладони, – как ты смеешь меня упрекать? Я ни одну бабу не допустил сесть себе на шею, а ты не залезла, нет, ты на меня наступила, да еще каблуком к асфальту пригвоздила.
Он вздохнул и посмотрел на нее такими больными глазами, так расстроенно, что Даша не выдержала. Она поднялась со стула и подошла к Паше.
– Солнце мое, – сказала она тихо и положила ему ладони на плечи, – не обижайся! – И неожиданно для себя поцеловала его.
Однако лучше бы не делала этого. Паша словно поперхнулся воздухом от неожиданности, но тотчас опомнился, обнял ее и прижал к себе.
– Дашка, ты серьезно? – успела она разобрать его последние слова, а дальше уже ничего не слышала и не видела.
Заливались на столе разноголосыми звонками телефоны, выводил трели мобильник в Пашином кармане, а они целовались самозабвенно и неистово, словно впервые в жизни, хотя ведь они и правда целовали друг друга впервые в жизни.
Господи, почему она так долго отталкивала его? Почему не хотела замечать этого странного света в глазах и того, с каким обожанием Паша смотрел на нее в любом месте, при любом стечении народа? И не стеснялся демонстрировать свои чувства при каждом удобном случае. Правда, ни разу не сказал, как на самом деле к ней относится. Но она и без слов это знала, только боялась поверить, потому что обожглась один раз на молоке и теперь только и знала, что дула на воду. И Пашины ухаживания и намеки старалась воспринимать как игру, которую они вели на забаву окружающим.
Макаров их дружбу не жаловал, и когда Даша попыталась заступиться за Лайнера, вспылил:
– Твой Лайнер ни одной юбки не пропустил. И тебя не пропустит, стоит мне бдительность утратить. Придет время, доберусь я до него. Посмотрим, как тогда он возле тебя будет выплясывать.
Даша смеялась, хотя слова Влада были ей не слишком приятны.
– Ты за него возьмешься, а я ему козьи тропы покажу, которыми он от тебя ускользнет.
После этого заявления Влад не звонил ей неделю. Она уже не помнила, каким образом они потом помирились. Но теперь Макаров исчез из ее жизни, как она надеялась, навсегда, а Лайнер был рядом, и ей нравилось с ним целоваться. И если б он решился позариться на ее юбку, она б ему сейчас не отказала.
Наконец Паша оторвался от Даши, посмотрел в ее глаза своими шальными, чернее черного агата очами и, продолжая прижимать к себе одной рукой, второй надавил на кнопку вызова секретарши. Виктория Николаевна вмиг возникла на пороге. Ни одна жилочка, ни один мускул не дрогнули на ее лице, хотя она наверняка догадалась, что ее работодатель и его гостья провели эти полчаса накоротке, если не сказать проще, в объятиях друг друга.
– Слушаю! – Секретарша преданно уставилась на Лайнера. В руках она держала ручку и блокнот, приготовившись записывать указания. Но Павел только махнул рукой:
– Митяя ко мне!
– Уезжаете? – обрадовалась секретарша. Видно, у Паши и впрямь были какие-то неотложные дела.
– Уезжаю, на три дня! – пояснил он коротко. – Срочно! Меня ни для кого нет!
– А как же... – побледнела Виктория. – Японцы... Федеральный инспектор...
– Я сказал: нет меня! Был и вышел Паша Лайнер! Разве не понятно, мама родная? – рявкнул Павел.
– Хорошо, хорошо! – засуетилась Виктория Николаевна и, повернув голову, крикнула: – Митя, вас Павел
