– Влюбишься? – не выдержала и рассмеялась Марина. – Ты ж ее ни разу не видел?
– Зато я с матушкой ее познакомился. А как говорит мой папа, кстати, великий знаток женщин, прежде чем выбрать жену, присмотрись к будущей теще. Так я уже присмотрелся!
– Ваня, – Марина осуждающе покачала головой, – не болтай чушь! Тебе заняться больше нечем?
– Ладно, не хотите разговаривать, не надо! Но вы увидите, что я был прав!
Иван окинул ее мрачным взглядом исподлобья. И Марине вдруг стало нехорошо. Поначалу она даже не поняла отчего. Но в памяти вдруг всплыл взгляд Арсена, тот самый, его коронный. Которым он одарил ее во дворе Анжелы, заметив, как она наблюдает за ним из-под занавески. Иван, конечно, был еще щенком по сравнению с Арсеном, но в его взгляде уже чувствовались и сила, и упрямство, и внутренняя убежденность, которые присущи только настоящим мужчинам.
– Ну, я пошел, Марина Аркадьевна? – прервал ее мысли голос Ивана. – Встретимся завтра! А я сегодня попробую расколоть Витька. Может, получится что-нибудь из него вытянуть!
– Удачи, Ванюша!
Марина попрощалась с ним абсолютно машинально, потому что перед глазами снова всплыло лицо Арсена, его глаза в тот момент, когда он шептал ей:
Жди меня, и я вернусь!
Только очень жди...
Марина чисто автоматически развернулась и медленно, как сомнамбула, направилась в дом. Она поднималась по ступеням, и в такт ее шагам в голове отстукивали молоточки:
Жди... Жди... Жди...
Только очень жди...
Глава 25
Слез не было. И страха тоже. В гробу лежал человек, абсолютно не похожий на отца. Черная полоска закрывала лоб. Пышную шевелюру гримеры морга зачесали назад и тщательно уложили, превратив отца в благообразного старичка. А ведь совсем недавно никто не давал ему семидесяти двух лет. Отец был полон жизни, энергичен и стремителен. Ссадину на щеке тоже тщательно загримировали, но заострившийся нос, посиневшие губы, бляшки холестерина на бледных руках, свеча в тонких с набухшими суставами пальцах – все это было чужим, холодным, лишенным души и уже не реальным. Реальное осталось в прошлом, в котором места Марине тоже не нашлось.
Они сидели с мачехой друг против друга у изголовья гроба. Марина – слева, Ольга Борисовна – справа. Дрожащие тени на стенах, запах горячего воска, хвои, вощеной бумаги и – тишина! Ее нарушали лишь вздохи мачехи, потрескивание свечей да шум деревьев за окном, закрытым плотными шторами. Марине невыносимо хотелось на свежий воздух. Но она терпела, до ее встречи с Субботиным оставалось полчаса. И ей еще нужно было придумать причину, чтобы отлучиться на некоторое время. Мачеха, судя по всему, решила просидеть возле гроба всю ночь. С одной стороны, это было несомненной удачей... можно беспрепятственно проникнуть в ее комнату. С другой – придется искать убедительную причину, чтобы отлучиться. И эту отлучку мачеха непременно запишет в свой кондуит.
Вернувшись из больницы, Ольга Борисовна успела побывать в своей спальне. Но не больше десяти минут. Они ей потребовались, чтобы переодеться в черное платье, изящное и дорогое, которое отнюдь не скрывало достоинств ее фигуры. На голову она накинула красивую кружевную косынку ручной работы. И это, естественно, насторожило Марину. Конечно, отец был далеко не молод, но все же он не походил на старца, готового в любую минуту отдать богу душу. Однако в арсенале мачехи имелся этот наряд. Причем очень стильный, правда, не из тех, что можно надеть на вечеринку или деловую встречу. Да и за самой мачехой никогда не замечалось любви к темным расцветкам. Получается, она приготовила его на всякий случай? И этот случай очень быстро представился?
Марина поморщилась. Даже в эти скорбные минуты она не прекращает попытки отыскать в мачехе что-то неприятное, отталкивающее, корыстное. Здесь, у гроба отца, не пристало сводить счеты. Тем более выстраивать версии и видеть в каждом преступника. Марина пыталась направить свои мысли в другое, не менее важное русло. Что делать дальше? Как спасти музей? Как выйти на преступников? Но бледное лицо напротив, этот скорбный, потухший взор то и дело притягивали взгляд Марины и не позволяли ей сосредоточиться. Согбенная фигура мачехи, тяжелые вздохи, покачивания головой и бесконечное промокание платочком сухих глаз вызывали у нее глухое раздражение, которое, несмотря на все усилия, росло.
Марина перевела взгляд на окно. Похоже, погода опять испортилась. Ветер стучал ставнями, от его порывов дребезжали стекла. Где-то далеко сердито, но глухо ворчал гром. Дождя еще не было, хотя все говорило о том, что скоро он снова зарядит.
Сцепив пальцы на коленях, Марина постаралась сосредоточиться на более важных вещах. Осталось совсем немного времени до того безрассудства, в которое она позволила себя втянуть. Но она не жалела, что поддалась на уговоры Субботина. Даже в запертую комнату мачехи она могла спокойно проникнуть, не оставляя за собой следов. Этим способом она пользовалась в детстве, когда требовалось проскользнуть незаметно мимо спальни родителей. Но ей не хотелось посвящать Олега в свои маленькие тайны. Ее больше тревожило поведение Ольги Борисовны. Неужели она до такой степени уверена, что ее комната неприкосновенна, или все улики давным-давно уничтожены? Оставалась записная книжка, которая вызывала у мачехи беспокойство, но, вполне вероятно, Субботин ошибался. И в этой книжке мачеха хранила номера телефонов знакомых, которым ей по какой-то причине потребовалось позвонить.
Марина привычно старалась исключить из своих рассуждений те моменты, которые могли свести на нет разгадку очередной тайны – научной или, как сейчас, криминальной. Больше всего она боялась разочароваться и потратить силы и время впустую. В ее ситуации она должна идти в правильном направлении, а не шарахаться из стороны в сторону. И ненависть, которую Марина испытывала к мачехе, только мешала определить это направление. Но сейчас перед Мариной лежал в гробу самый близкий и родной человек, чья смерть подняла в ней новую волну гнева. А гнев, как известно, плохой советчик, особенно в щепетильных вопросах.
Она вспомнила, как отец во время их последней встречи уговаривал ее вернуться в Ясенки. Убеждал, что мачеха не так плоха, как о ней думают. Как у всех людей, у нее есть недостатки, но она внимательна, заботлива и увлечена работой в музее. Но... Но он не вечен и хотел бы передать музей в руки дочери. И Марина тогда поняла, что не все гладко в отношениях отца и Ольги Борисовны. И как теперь понимать слова мачехи, что она его единственная наследница? Нужели он мог завещать ей семейные реликвии и даже собственные архивы, когда был уверен – Марина нисколько в этом не сомневалась, – что в руках мачехи они превратятся в прах?
Марина прекрасно понимала, что при любом раскладе Ольге Борисовне не удастся утаить завещание отца. Однако вступления в наследство нужно ждать полгода, и за это время всякое может случиться. И где гарантия, что ей однажды тоже не проломят голову молотком, как это случилось с отцом?
Одно только предположение, что мачеха пусть не прямо, пусть косвенно замешана в историю с убийством и хищениями, заставило Марину крепче сжать зубы и стиснуть кулаки. Доля секунды, и она вцепилась бы в эту даму, которая немало испортила ей крови. Но в очередной раз спохватилась, вспомнив, где она находится. В соседней комнате дремали сотрудницы музея, которые не ушли домой на тот случай, если вдове и дочери покойного что-то понадобится или, не дай бог, кому-то из них станет плохо. Поэтому
