Откуда они взялись?
– Да у них, кроме палаток, какая-то труба к лошади приторочена, вроде как от пушки или от ружья, только большого, – охотно вместо брата пояснил Шурка. – А в ящиках, кажись, патроны к ней. Только мне не удалось разглядеть как следует...
Алексей с досадой хлопнул себя по лбу и выразительно посмотрел на Ивана. Неужто действительно полевая пушка, из тех, что англичане исправно используют в горах Афганистана и в Индии? Она легко разбирается и перевозится хоть на лошадях, хоть на верблюдах, а понадобится, и на слонах. А в ящиках – снаряды к ней. И как он сразу не догадался? Ведь и сам когда-то схлопотал точно такую же, как Шурка, оплеуху. Лет восемь-десять назад неподалеку от конезавода деда остановился на отдых отряд военных егерей, следовавший на Кавказ. На вооружении у них была пара легких полевых орудий. И Алексей в компании нескольких приятелей вплотную подобрался к снарядным ящикам... Точь-в-точь к таким же, как и те, в которые пытались заглянуть близнецы.
– Отойдем! – шепнул он Ивану.
Они выбрались из толпы и поднялись на горку, с которой хорошо просматривалась поляна на берегу реки, где расположилась экспедиция. Часть зевак, в основном ребятня, переместились следом, но большинство любопытных рассосались в направлении майдана и шинка с призывно открытыми дверями и веселой толстухой-шинкаркой на пороге. Куда-то исчез и Шурка, но Сашка сопровождал их как приклеенный.
– Смотри-ка, посты выставили! – кивнул Иван на четырех угрюмых индусов с карабинами в руках, ходивших вокруг лагеря навстречу друг другу и обратно. Их же товарищи полностью переключились на установку палаток, причем самую большую, видимо, для Корнуэлла и Голдовского, соорудили в центре лагеря. Распаковали один из тюков, в котором оказались походные кровати, раскладной столик, пара стульев, и внесли их в палатку. И оба, англичанин и русский, тут же скрылись в ней. Атаман вошел вместе с ними.
А индусы принялись обустраивать лагерь дальше. Но особенно удивило Алексея и Ивана, а зевак тем более, что из горы тюков они извлекли на белый свет и установили на поляне чугунную печь с длинной дымовой трубой. Дрова у индусов были тоже при себе – аккуратные поленья практически одного размера.
Алексей внимательно рассматривал печь. Неужто близнецы приняли ее трубу за орудийную? Но зачем, спрашивается, англичанину вздумалось тащить в лес громоздкую печь и трубу к ней? Это все равно что приехать в Тулу со своим самоваром. Что, в тайге дров не хватает для костров? И потом, как насчет ящиков? Он не мог ошибиться. Или их используют не по назначению?
Алексей быстро огляделся по сторонам, словно опасался, что кто-то рядом стоящий сумеет прочитать его мысли. Но взоры всех были по-прежнему направлены в сторону лагеря. И он с облегчением вздохнул. Нет, все-таки хорошо, что он не успел рассказать Ивану о своем опыте общения с подобным «грузом». Надо прежде разузнать, что на самом деле находится в серых, обитых железной полосой ящиках. Ведь не зря такую тяжесть возят с собой и столь тщательно охраняют. Наверняка в них что-то если не ценное, то очень секретное. И, видимо, по этой причине ящики в числе немногих вещей внесли в палатку англичанина...
– Сашка, – Алексей положил мальчику руку на плечо, – скажи, это та самая труба, что ты принял за пушку? – и кивнул в сторону печки. Из ее трубы уже вовсю валил дым.
– Я ж ее как следует не разглядел – ответил тот, но с большим сомнением в голосе. – Может, и она, но та, кажись, длиннее и потолще!
– Что ты к мальцу пристал? – пробурчал Иван, не отводивший взгляда от копошившихся внизу индусов. – На кой ляд им пушка, даже полевая? Комаров на лету сбивать?
– Но ящики чисто снарядные, ты не находишь?
– Дались тебе эти ящики! – с еще большей досадой произнес Иван и перевел взгляд за спину Алексея. Глаза его радостно блеснули. – Ну, Шурка, ну, молодец! Я ведь только подумал, а он, глянь, уже тащит!
И действительно, по улице во весь дух мчался Шурка с перекинутой за спину подзорной трубой. В одно мгновение он оказался рядом, взмокший и раскрасневшийся от быстрого бега.
– Дядька Иван, – он торопливо толкнул трубу в руки Вавилова и просительно заглянул ему в глаза, – посмотри, если надобно, а то нам с Сашкой дай, мы все, че нужно, углядим!
– С этого и начинал бы! – добродушно рассмеялся Иван. – Давайте, определите место, с которого наблюдать будете, только чтоб шиликуны эти вас не заметили. А то опять схлопочете по затылку! И трубу, смотрите, в чужие руки не давайте! А то знаю я вас, набежит сейчас полстаницы ребятни, тому дай подержать, тому взглянуть разок...
– Ни, дядька Иван! Мы-то никому не покажем! – принялся убеждать его Шурка. – Мы осторожно! Мы знаем как!
А Сашка солидно добавил:
– Мы трубу рубахой обмотаем, а к шиликунам со стороны реки подкрадемся. Там кусты густые, уйдем сразу, если кто нас заметит.
– Все ж лучше наблюдать по очереди, чтоб утомительно не было! Замечайте все, особенно то, что покажется вам необычным, – Иван принялся наставлять близнецов. – Вечером доложите, что увидели.
– А ночью тоже за ними следить? – полюбопытствовал Шурка.
– Ночью спать надо, а не в засадах сидеть, – остудил его пыл Вавилов.
– Дядька Иван, – Сашка замялся, словно сомневался какое-то время, стоит ли посвящать взрослых в то, что явно не давало ему покоя. – Я знаю, как к тем ящикам подобраться, что в палатке у главного спрятали. Смотрите, – он вытянул руку в направлении лагеря, – там бугорок и канавка сзади палатки. Я с вечера по кустам к бугорку подползу и спрячусь. А как стемнеет, по канавке щучкой... Дождусь, когда из палатки все выйдут, и...
– А вот этого не смей! Никаких щучек! – погрозил ему кулаком Иван. – Не хватало твоему отцу неприятностей за ваше самовольство. Бог с ними, с ящиками! Что мы вдруг засуетились? Пушка, снаряды? Крепость им, что ли, штурмовать? Выкиньте эту чепуху из головы!
Сашка с Шуркой быстро переглянулись, но приняли такой покорный вид, что Алексей тут же понял: плевать они хотели на запрет Ивана. А отважные действия в тылу врага они начнут тотчас, стоит только взрослым отвернуться. Несомненно, и индусов, и проводников они уже зачислили в список своих заклятых врагов, иначе не наделили бы их весьма обидной в сибирских краях кличкой «шиликуны».
В это время Никита Матвеевич показался из палатки. Голдовский сопровождал его до границ лагеря. На прощание они пожали друг другу руки. Атаман хлопнул Иннокентия Владимировича по спине, оба засмеялись. Голдовский вернулся в палатку, а Шаньшин резво вбежал на гору. И лишь слегка запыхавшись, остановился рядом с гостями. Был он в самом добром расположении духа, а блестевшие глаза и испарина на лбу однозначно выдавали причину хорошего настроения и столь долгого прощания с Голдовским. Да атаман и сам не скрывал этого.
– А этот англикашка – ничего мужик. По-нашенски плохо, но балакает. И водку пить – будь здоров! Меня, правда, пойлой своей угостили! Чистый самогон! «Виски», что ли, по-ихнему называется? Но забирает! Особливо по жаре! – Он достал из кармана огромный носовой платок и тщательно протер им лицо. Затем расправил усы и окинул Алексея и Ивана довольным взглядом. – Главное, они мне все обсказали. Зачем, дескать, в нашу тайгу пожаловали. И по каким таким делам он прорву людей за собой таскат. Толмач у него толковый, Иннокентий Владимирович, по-ихнему так и шпарит, так и шпарит, и к тому ж большой ученый! Хорошо наши места знат.
– Он ученый по бабочкам и букашкам, что ли? – вполне невинно поинтересовался Вавилов.
– Ни! – покачал головой атаман. – Не по букашкам! Оне здесь по диким людям промышляют...
– Каким еще диким людям? – напрягся Иван. – По староверам?
– Да нет, какие там староверы? Разве ж они дикие? – отмахнулся Шаньшин. – Оне по всему свету места такие определяют, где настоящие дикие люди до сих пор встречаются. Оне, конечно, больше на обезьян смахивают, но уже на двух ногах ходят, на зверье с дубьем, а то и с каменным топором охотятся. А некоторые, говорят, даже огнем пользуются. Это мне Иннокентий Владимирович объяснил. Меня они тоже расспрашивали, правда ли, что в горах за Тензелюком подобные люди водятся.
– И что ты им, Никита Матвеевич, поведал такого любопытного? – поинтересовался Иван.
Но атаман уловил насмешку в его голосе и насупился.
