– В тюрьму? Да если они тебя схватят, то сразу убьют! – Отец взял его под руку.
– У меня в голове поселился дьявол!
– Успокойся! Пойдем отсюда! – Они вышли на узкую деревенскую улицу, где стояла приведенная отцом лошадь.
Проскакав верхом с километр, они наконец очутились на проложенной среди низких холмов взлетной полосе. Отец Давида стал всматриваться сквозь туман, пока не разглядел небольшой самолетик; в метре от него под навесом сидел летчик и пил. Отец сразу перешел к делу, но летчик решительно отказался:
– Нет, сеньор, погода паршивая, слишком опасно, сами видите – мы друг друга-то едва различаем. Кроме того, у меня нет лицензии на пилотирование в ночное время.
– Я все понимаю, а потому плачу тебе двойную цену.
– Да в чем дело, сеньор? – насмешливо спросил летчик. – Я и сам люблю иногда побезобразничать, но не до такой степени, жизнь у меня только одна!
– Хорошо, пять песо, чтобы покрыть все твои издержки!
Давид слушал отца и ничего не понимал, слишком много всего свалилось на его голову за короткий срок, так что мозг уже не справлялся с новой информацией.
– Я что, должен уехать? Но куда?
«Конечно, ты должен уехать, – ответил ему внутренний голос. – Ты ведь убийца, от таких, как ты, одни неприятности!»
– Замолчи! – выкрикнул Давид, и отец с летчиком обернулись.
– Это кому ж замолчать?
– Он немного не в себе, – пояснил отец. – Ему надо в больницу.
– Так покажите его врачу дона Педро Кастро!
– Нет, я хочу отправить его в одну частную клинику.
– Мне очень жаль, но я не смогу доставить его, – упрямился летчик. Издалека сквозь туман стали доноситься невнятные возгласы. – Я совсем недавно привез Рохелио Кастро, и он велел мне ночевать здесь.
– А, так ты пилот Рохелио? – Мужчина утвердительно поджал губы. – Тогда тебе лучше поскорее уносить ноги. Рохелио только что убили и, похоже, за тобой тоже сейчас явятся. Слышишь, кричат?
– Не пытайтесь мне мозги пудрить, нашли сопляка!
– Да с какой стати мне тебя обманывать! Разве не твой самолет приземлился меньше часа тому назад? Ты привез Рохелио на танцы, он там с кем-то девку не поделил, и его убили!
– Ни черта себе! – заинтересовался летчик.
– Женщину зовут Карлота, и Рохелио прилетел за ней, правильно? Ну вот, там он и остался, а теперь тебя ищут.
– Да меня-то за что же?
– Отец девушки считает, что ты сообщник. – Издалека опять послышался едва различимый крик:
– Сдавайся!
Летчик посмотрел на Альфонсо Валенсуэлу и сказал:
– За десять песо!
– За пять, и отвезешь его вот по этому адресу.
– Эх, да что там, о чем разговор, сеньор Валенсуэла, наша жизнь и сентаво ломаного не стоит! Вы полетите?
– Нет, мне лучше побыть здесь.
Давиду не давала покоя его бессмертная часть, решившая выступить в роли советчицы: «Когда кого-то убиваешь, самое верное – спасаться бегством. Немного движения пойдет тебе на пользу».
– Может быть, лучше на лошади? – обратился Давид к отцу.
– Хочешь, чтобы тебя схватил Насарио? Нет, ты полетишь на самолете, и поторопись, пока сеньор не передумал, он отвезет тебя домой к твоим дяде и тете, поживешь несколько дней у них. – Летчик запустил моторы, и Давид захныкал:
– А как же дьявол?
Отец обнял его:
– Не обращай на него внимания, сынок, – и подтолкнул к самолету. – Знаю, как тебе тяжело, но лететь надо, ты же знаешь этих Кастро! Ну, попутного ветра! – Самолетик покатился, а папа остался стоять на взлетной полосе и, удаляясь, постепенно растворялся в тумане. Давно уже Давид так не плакал. Послышался выстрел, потом еще один.
– Спокойно, – сказал летчик. – Еще немного, и мы в Кульякане!
2
В одиннадцать вечера такси доставило Давида к дому дяди и тети. В пути его бессмертная часть никак себя не проявляла, но, несомненно, никуда не девалась, а просто затаилась в какой-то мозговой извилине. Сначала такси мчалось по дороге, ведущей из аэропорта, затем свернуло на шоссе Кульякан – Наволато, потом по бульвару Сапаты доехало до самой Коль-Пол. Давид осунулся, у него бессильно отвисла челюсть, но по крайней мере его больше не трясло, как в лихорадке. Прошло три часа с той минуты, когда
Пока самолетик рассекал ночную тьму, пилот говорил Давиду:
– Судьба – агава, а жизнь – сентаво. Вот и Рохелио все веселился, предвкушал встречу со своей девушкой, а дело видишь как обернулось. А с тобой, земляк, что приключилось? Почему тебя хотят отправить в клинику?
В ответ Давид сказал, что у него болит Желудок и резь в животе такая – терпежу нет.
– Да, вид у тебя затраханный, – посочувствовал ему летчик. Потом громко, чтобы перекричать рев моторов «сессны», начал рассказывать о том, какая у него восхитительная, полная риска жизнь: – В какие только переделки я не попадал, приятель, – перевозил наркоту в грозу, в самую нелетную погоду, попадал в плен к партизанам, похищал девушек, разбивался целых шесть раз, однажды сажал самолете заглохшими моторами, когда бензин кончился! Люблю опасность, адреналин в крови! Единственное, чего я еще не успел, – побывать в шкуре карающего ангела; надо иметь особую начинку, чтоб убить человека! – Услышав это, Давид вспомнил, как Рохелио повалился, будто мешок, рухнул замертво меж тремя зажженными качимбами. Он смотрел в иллюминатор, и перед его глазами время от времени возникала красная курточка Карлоты Амалии, ее улыбка, а еще дальше, как на декорации, висела луна в компании Млечного Пути, Венеры и Плеяд.
Водитель такси включил радио, и Давид услышал, как исполняют песню «Облади-облада».
«До чего же шумно! – пожаловалась его бессмертная часть. От неожиданности Давид испугался и снова ощутил желание испражниться. Карма, очевидно, догадалась об этом и шепнула успокоительно: – Тебе не надо меня бояться, я твоя неотъемлемая часть, ты же не боишься самого себя?»
– Не понимаю, – сказал Давид.
– Так ведь они на английском поют, это же «Битлз»! – ответил ему таксист и добавил: – Ну, вот и приехали!
«Давид, – не унимался внутренний голос, – тебе не обязательно обращаться ко мне вслух, я умею слышать твои мысли!»
– А?
– Приехали, говорю! – повторил шофер.
Давид не знал, что сказать, поэтому молча вылез из машины перед домом родственников и взошел на открытую веранду, где вокруг маленького столика стояли три белых кресла-качалки. Через застекленную входную дверь наружу проникало неяркое сияние висящего в углу прихожей светильника. Давид уже хотел постучать, но тут сквозь стекло увидел свою тетю, которая на ходу натягивала на себя халат.
– Давид! – воскликнула она, открыв дверь. – Что ты здесь делаешь, детка?
– Добрый вечер, тетушка, – обнял он ее.
– Ты один?
«Скажи ей, что я с тобой», – немедленно вмешался внутренний голос.
– Да, один.
– Что-то случилось? У тебя расстроенный вид. Дома кто-нибудь заболел?
