загранпаспорта. И если я могу спрятаться только на просторах России, то они могут прикрыться чужим государством.
Как я ни уговаривал себя, но я не мог успокоиться. Что-то во мне, что я в последнее время старался вытравить, забыть, оставить в прошлом, не давало так вот просто взять и уехать, махнув рукой на то, что случится с друзьями, с которыми учился в школе и в институте. Я не мог бросить их в такой момент. Но как их отыскать? Я даже не знал точно, где работает Сергей, какую фирму представляет Лешка, где живет Галя.
Что ж, оставалось только одно — ехать на квартиру к Сергею, чей адрес был у гаишников. Это было полным безумием, но только там я мог найти хоть какие-то координаты моих друзей.
Там, конечно, меня наверняка ждала встреча с нашими преследователями, но никак по-другому найти ребят я не мог. А найти их я был обязан.
Конечно, что касается умения устроиться, имиджа и прочее, мои студенческие друзья были мастера и чувствовали себя в мире большого бизнеса как рыба в воде, но зато в столкновении с бандитами был нужен мой опыт. Опыт войны и опыт выживания. Он был у меня. Конечно, на Рэмбо меня не учили, но война есть война. Это школа. Этому не учат ни в школе, ни в институте.
Так что, поразмыслив, я решил все же машину пока не бросать. Сейчас многое решала скорость. Пока выигрывать мог тот, кто быстрее передвигался, а не только быстрее думал. Кто кого передумает, в эти игры мы будем играть позже, если доживем, если нас не грохнут сразу. А пока — кто кого перебегает, и кто кого перестреляет во всех смыслах слова.
В этой ситуации машина с блатными номерами мне могла сильно пригодиться. Я практически ничем не рисковал. Для того и существуют блатные номера, чтобы гаишники не останавливали почем зря их владельцев. Номер это для них вроде как сигнал, что свои едут. Так что за свои просроченные права и за документы на машину я мог не беспокоиться, если только не начну гонять по улицам столицы со скоростью под триста километров, или давить прохожих исключительно на глазах гаишников, никто меня с такими номерами не остановит. И тем более никаких документов требовать не будет.
О документах я вспомнил очень кстати. Остановившись на мосту, я достал свой паспорт и другие документы, тщательно изорвал и выйдя из машины выбросил в воду через перила. Раз уж доблестные гаишники оказались в эту историю замешаны, кто знает, не впутается ли в эти поиски и милиция, так что в случае, если случайно попадусь, лучше быть совсем без документов, пока выяснят кто да что, будет время что-то сообразить.
Я подъехал к Серегиному дому, который запомнил со вчерашней ночи, долго стоял в стороне, внимательно осматривая припаркованные близко машины, даже медленно объехал все соседние дворы, но ничего подозрительного не заметил.
И все же что-то говорило мне, что бандиты где-то здесь, рядом. Этому нельзя научить, это приходит само. Опасность я чувствовал не интуитивно даже, а физически. Это ощущение пришло ко мне во время войны, где-то на второй год, и когда я рассказал об этом Армену, который воевал уже шестой год, он хлопнул меня по плечу и сказал, сверкнув зубами:
— Теперь ты точно будешь жить, ара!
— Почему так думаешь? — удивленно спросил я.
— Я не думаю, — даже обиделся за такие слова Армен. — Я — знаю! Я шестой год воюю, мне отец так сказал, что когда я буду чувствовать опасность как зверь, даже не видя её, когда у меня душа томиться будет, если опасность где-то близко, зубы будут болеть, в ухе стрелять, кости ныть будут, вот тогда я буду жить на войне. Понимаешь, мой отец мне сказал так, что все идут на войну погибать, и поэтому погибают, а нужно очень хотеть жить, тогда придет это чувство, оно тебя будет оберегать, предупреждать, и тогда обязательно вернешься домой живым. Мой отец вернулся.
Тогда я почему-то поверил Армену, наверное, мне очень хотелось поверить ему. А через два месяца после нашего разговора он погиб. Погиб нелепо. Его случайно застрелил новобранец, который неосторожно заряжал автомат в землянке.
Но я все же выжил…
И я их вычислил, этих бандитов. На автомобильной стоянке, оборудованной возле дома, стояли поставленные через одну две одинаковые красные «девятки». Я стал смотреть, где бы припарковаться поудобней, чтобы не было проблем с выездом, выбрал подходящее место и встал. Теперь нужно было решиться и вытащить себя из машины. Я огляделся в салоне, и только сейчас заметил на заднем сидении, в углу, свернутый милицейский плащ с капитанскими погонами и фуражку.
Вот это могло мне сейчас очень даже пригодиться. Я переложил фуражку на переднее сидение, потянул плащ, и из-под него показался короткий вороненый ствол автомата. Вот это было очень даже кстати. Я заметно повеселел, шансы мои выиграть в этой лотерее повысились, и я, завернув короткий автомат в плащ, держа небрежно фуражку в руке, пошел к подъезду, на ходу пытаясь сообразить, как искать нужную мне квартиру. Вчера ночью из окна машины я видел и запомнил дом и подъезд, в который вошли Галя с Ирой, но вот в какую они вошли квартиру, даже на каком она этаже я, увы, не ведал.
В подъезде меня ждал неприятный сюрприз. Возле небольшого столика прохаживался здоровенный детина в кроссовках и спортивном костюме, но в берете с нашитой на него яркой кокардой охранного бюро, и даже с пистолетом в кобуре на поясе, что меня нимало удивило. Насколько я знал, жилые дома с оружием частные фирмы не охраняли. Впрочем, кто точно знает? В наше время все могло быть.
Я медленно поднимался навстречу охраннику, а в мозгу у меня крутилась сумасшедшая карусель. Бойцы охранных бюро, по крайней мере те, которые обслуживают дома такого уровня, имеют полные комплекты формы, а не один, сдвинутый лихо на ухо, берет с кокардой. Как правило, оружие у них дубинки и газовые пистолеты. Плюс к этому, работа эта не настолько высоко оплачиваемая, чтобы охранники носили на себе столько золота в виде цепи на шее и массивного перстня с замысловатой печаткой на пальце. И вообще, во всем, как он меня встречал, не чувствовалось даже минимальной выучки. К тому же настоящий охранник скорее всего сидел бы за столом, а не разгуливал, топча ноги.
— Бандит! — решил я уверенно и тем не менее продолжал спокойно подниматься по лестнице к лифту.
Я купил его на свой наряд. Он не смог быстро сориентироваться и сообразить, как ему правильно реагировать на здорового мужика в джинсах и рубашке, но с милицейским плащом, переброшенным через согнутую в локте руку, и с форменной фуражкой в другой руке. Когда же он принял какое-то решение, оно запоздало потому, что я уже успел подняться по ступеням и упереть ему в живот ствол автомата.
— Сколько и где? Быстро, быстро отвечай, — потребовал я, не теряя времени и вынимая у него из кобуры пистолет.
— Чего сколько? — не понял он закаменевшим от редкого употребления мозгом.
И тут же сморщился, жалобно охнул и согнулся от удара под ложечку. Церемониться мне с ним было некогда.
— Я очень спешу, — пригрозил я, — так что переговоров у нас не будет. Будут вопросы. Повторяю: сколько, кроме тебя, бандитов, и в какой они квартире?
— Пятеро, — испуганно икнул верзила.
— Квартира?! — нетерпеливо повторил я вопрос. — Номер! Быстро!
— Не знаю!
Заниматься разъяснительной работой мне с ним было некогда. Пришлось основательно макнуть его рылом об стол. Он замахал руками, размазывая кровавые сопли, и чуть не проплакал, так ему было себя жалко, казалось, ещё немного и он взаправду зарыдает:
— Не знаю! Ничего я не знаю! Ей бо, не знаю! На третий этаж поехали.
И он действительно всхлипнул. Что удивительно, почти все блатные весьма плаксивы и сентиментальны, естественно, когда их прижать как следует, особенно же трогательно и бережно они относятся к собственным персонам. Я посмотрел на него и увидел, что это совсем ещё пацан. Просто здоровый бугай, но все же пацан.
— Тебе сколько лет? — спросил я, тряхнув парня основательно за ворот.
— Что? — испуганно икнул он.
— Лет тебе сколько?! — нетерпеливо повторил я.
— Девятнадцать.
